Манон, или Жизнь

– Ну не знаю, – извиняется водитель «мерседеса». – Просто она очень громкая… да и вообще, – добавляет он честно.

– Что «вообще»? – пытливо интересуется Манон.

Водитель «мерседеса» вздыхает.

– Я не знаю, как это сказать. Мне не нравится эта музыка.

– Вы хотите сказать, что вы ее боитесь?

Ох уж эта Манон.

Проходит еще пятнадцать минут, прежде чем мы трогаемся с места. В В. мы въезжаем за полночь.

* * *

Под утро я просыпаюсь от стука.

Распахиваю глаза. Некоторое время не понимаю, что происходит. Потом вспоминаю, где я нахожусь. Ощупью нахожу брюки и рубашку.

Сколько времени? Еще рано, солнце не взошло.

В дверь больше не стучат. Может быть, мне померещилось?

Осторожно подхожу к двери.

– Кто там?

– Герр де Грие, откройте, пожалуйста, – говорит хриплый голос с легким акцентом и легким раздражением.

Тон такой: хватит валять дурака.

Я бросаю взгляд на кровать. Манон спит или притворяется спящей.

– Чего вы хотите? – вполголоса спрашиваю я.

– Нам нужно с вами поговорить. Не бойтесь, это не полиция, – добавляет голос.

В коридоре их двое: толстый низенький и чуть повыше. Оба в необременительном casual. Оба какие-то потрепанные, точно пылью присыпанные.

Похоже, жизнь не доставляет им удовольствия.

– Пойдемте вниз, в холл, господин де Грие, – говорит толстый низенький все с тем же легким раздражением.

Он почти не смотрит на меня. И молодой тоже. На их лицах не читается особенного интереса к происходящему. Мы едем вместе в лифте. Наверное, это опасно. На любом этаже меня могут ждать их сообщники. Вытолкают из лифта. Затолкают в номер. Отрежут голову. Вынесут по частям. Сожгут в лесу. Мысль о подобном исходе абсолютно не вяжется с видом и манерами этих двух.

Мы проходим в холл. Усаживаемся под пальмой, за прозрачным столиком.

– У вас в номере сейчас спит девушка по имени Анна Лысько? – говорит наконец толстый.

– Какая еще Анна Лысько? Вы что-то перепутали, – отвечаю я.

Толстый низенький таращит глаза.

– Позвольте. Это не я, а вы перепутали. И не что-то, а все.

– Возможно, но я совершенно не нуждаюсь в том, чтобы меня просвещали.

– Вы видели ее документы?

Я встаю.

– Послушайте, я не имею никакого желания вас слушать. Честное слово. Никакого.

– Черт, – говорит толстый низенький и потирает виски. – Как с вами трудно.

– А какое вы имеете право приставать к людям, вытаскивать их из постели и вести идиотские разговоры?

Толстый низенький морщится.

– Герр де Грие, – поспешно говорит он и смотрит на меня снизу вверх из кресла. – Кабы хуже-то не было, а? – и он смотрит на меня. – Прошу, просто выдайте мне девчонку, и у вас не будет никаких неприятностей. Никаких неприятностей, ни с пропавшими деньгами, ни с джентльменскими соглашениями о скупке облигаций, – продолжает толстый низенький, все так же глядя на меня. – Заметьте, я вас даже не прошу. Не угрожаю и ничего не обещаю. Да и что вамможно пообещать? Я просто говорю: «так будет» – и все.

– Мы вас информируем, – говорит высокий.

– Верно. Информируем. Это правильное слово.

– Погодите. Откуда вы извлекаете все эти сведения?

– Лишние вопросы, – злобно говорит высокий.

– Де Грие, слушайте, это так просто, – замечает толстый низенький. – Просто отдайте ее мне, и больше ничего не надо. И что бы там ни случилось с Эриком Хартом, вы будете в шоколаде. На вас ведь там уголовное дело заводят, вам это известно? Вас уже ищут, для вас это все еще сюрприз? Но это скоро кончится. Или уже кончилось. Смотря что считать точкой отсчета, вы понимаете меня, герр де Грие?

Он так произносит мое имя, будто берет его двумя пальцами, обсасывает и в рот кладет. Я встаю, поворачиваюсь и ухожу.

Я прямо чувствую, как они – оба – выдыхают и покачивают головами.

Входная дверь запотела. Из подсобного помещения для администратора доносится аромат кофе. В углу холла три японца бодро пьют кофе и читают свежие газеты. Над их головами сияют неоново-зеленые стрелочки, чтобы начальник мог двумя щелчками кликнуть их обратно в Японию.

* * *

Манон надевает платье из белого шелка и газа (нечто среднее между пачкой балерины и подвенечным нарядом). Под ним виднеется другое платье, маленькое и черное.

– Вызывающе, – говорю я.

Манон воспринимает это как комплимент и кокетливо смеется.

– Не смотри на меня так пристально, когда я одеваюсь. Это меня типа возбуждает, – говорит она.

У Манон довольно низкий и хриплый голос, но он очень женственный. Движется она мягко и слегка неуверенно, ходит-крадется, а когда сидит за столом, чашку кофе держит в ладонях, будто греет об нее руки.

Типа возбуждает.

В городе В. серо и жарко. Мы стоим посреди квадратного двора, у полуразрушенного фонтана. С трех сторон нас окружает шестиэтажный дом. Дом плывет, как Ноев ковчег. Рыси следят из углов. Пауки заткали балконы. Сова распростерла крылья над круглым чердачным окошком.

Манон задумчиво говорит:

– Я знаю: это, наверное, барокко.

– Это модерн, – говорю я. – Но ты почти не ошиблась. Барокко легко перепутать с модерном.

Бредем-пересекаем площадь. Вниз по ракушкам-завитушкам. В переулок и вверх по лесенке.