Манхэттенский ноктюрн

К настоящему времени она поняла, что ее тянуло к мужчинам, в каком-то смысле не знающим меры. В барах, оздоровительных клубах и административных зданиях было полно благовоспитанных и скучных мужчин, в чьей рассудительности и здоровом чувстве юмора не было для нее ничего привлекательного. Они интересовались взаимными фондами и профессиональным футболом и были слишком остроумными при первом знакомстве и слишком вежливыми в постели. Они называли себя политиками, но не понимали жизни улиц. Они казались штамповкой; они блистали бессильной иронией своего поколения; они являли собой продукт телевидения. Она обнаружила, что мужчины на грани куда интереснее; они больше рискуют и вынуждены жить с большим осознанием.

Следующим был Саймон. Почти все время он проводил на Западном побережье и не хотел брать ее с собой. Бывая в Манхэттене, он исчезал вместе с Билли. Или врывался в город со списком встреч, людей, с которыми надо увидеться, вечеринок, номеров программ в ночных клубах, представлений, шоу с одним действующим лицом. Она ходила с ним, и временами он, казалось, забывал о ее присутствии в комнате, настолько громко спорил он с другими. А она восхищенно наблюдала за ним. Он воплощал некую долгоиграющую мелодию. Он занимался разговорами, нюансами и наблюдениями, и тем лучше, если это происходило в ресторане с дюжиной других людей и счет исчислялся тысячами долларов. А потом, в час, два или три ночи, они плюхались в такси и мчались домой.

– Мы приезжали домой, ложились в постель и, бывало, занимались сексом, – вспоминала Кэролайн. – Но, как правило, Саймону хотелось посмотреть кино. Его интересовало освещение сцены или как были смонтированы кадры, составлявшие эпизод, – с «длинными» кадрами или с «короткими». – Она поняла, что ему лучше всего думается по ночам, что только загрузив голову дневными разговорами и образами, он мог сосредоточиться, чтобы днем снова выдать все это обратно. – А потом он отправлялся в Лос-Анджелес, не обременяя себя багажом. Он просто брал лимузин до аэропорта и улетал. Ему нравились самолеты…

– Ну, ладно, – прервал я ее.

– Что это значит?

– Это значит «ладно».

– Тебе надоело меня слушать и ты хочешь, чтобы я замолчала?

– Нет, я хочу узнать…

– Ну что, что ты хочешь узнать? Что я…

Она не закончила фразу, и с минуту, а может быть, и больше мы оба молчали. Ночь достигла апогея, и по-прежнему шел снег. Я часто думал об этих долгих часах, проведенных в комнате квартиры стоимостью миллион долларов (в которой теперь живет кто-то другой), с мерцающим за окном Манхэттеном и нескончаемым потоком машин внизу, перебирая в памяти мгновения той ночи, ее фазы и уровни. Эта ночь была в своем роде театральным действом, и мне думается, до конца я ее еще не понял. И, как оказалось, наши отношения отнюдь не кончились, нет. Кэролайн в конце концов встала и пошла в уборную, а я, голый, стоял у окна, и в моей голове бродило дорогое вино. Каким-то образом я вдруг разглядел красоту темных контуров домов на фоне неба, чего со мною прежде не бывало, ощутил огромные размеры и тяжесть каждого здания, вырисовывавшегося передо мной, призрачные силуэты, вырезанные случайно вспыхнувшим окном, жизни, обнаруживающиеся там с той же самой предсказуемостью и таинственностью, что и моя собственная.

– У твоей истории есть еще одна глава, которую я хотел бы услышать, – сказал я, когда Кэролайн вернулась.

– Скверная?

– Вероятно.

– У нас кончилось вино.

– Я мог бы вернуться к джину, продолжить пить вино или переключиться на виски.

– А вдруг ты пожалеешь об этом?

– Я мог бы пожалеть о многом.

Она скрылась в кухне и вернулась с бутылкой и двумя стопками. Наполнила их.

– Так о чем идет речь?

– Я хочу услышать ту часть истории, в которой ты знакомишься с Хоббсом и это заканчивается тем, что ему присылают видеоленту, на которой запечатлен он сам.

– Себастьен Хоббс? – спросила она.

– Ты его знаешь? – поинтересовался я.

– А ты его знаешь?

– К сожалению, да. – Я рассказал ей о нашем разговоре в его офисе: об угрозах, африканских масках – в общем, обо всем.

Кэролайн опустилась на постель:

– Продолжай!

– Нет, я серьезно. Ты мне не веришь?

Кэролайн начала смеяться как сумасшедшая, а потом откинулась назад, и ее смех перешел в какой-то жуткий кашель.

– Я не могу поверить в это, – воскликнула она, – я не могу, черт возьми, поверить в это!

– О чем это ты? А? – спросил я.

Она подняла на меня огромные испуганные глаза:

– Я хочу, чтобы ты нашел эту пленку для меня.

– Что?

– Для меня.

Я взял ее лицо в ладони. Но это ничего не дало. Она с силой закусила нижнюю губу, ее глаза наполнились слезами. Она смотрела на меня с ужасом.

– Мне действительно необходимо найти эту пленку, – выдавила она между глубокими вздохами. – Он продолжает угрожать мне, говорит, что собирается возбудить против меня дело о причинении беспокойства, что собирается купить права на фильмы Саймона и изъять их из магазинов. Он сказал, что все расскажет Чарли. Я думаю, у него есть люди, следящие за мной. Те, что рылись в моей квартире. Это звучит как бред, но это правда.

– Что заснято на пленке?