Манхэттен

Миссис Меривейл положила руки на плечи сыну и заглянула ему в лицо. На нем был серый костюм со светло-зеленой полоской, оливково-зеленый вязаный галстук, заколотый маленькой золотой булавкой, оливково-зеленые шерстяные носки с черными крапинками и темно-красные полуботинки; шнурки на них были аккуратно завязаны двойным узлом, который никогда не развязывался.

– Джеймс, ты не возьмешь тросточку?

Он обмотал шею оливково-зеленым шерстяным шарфом и надел темно-коричневое зимнее пальто.

– Нет, я заметил, что тут молодые люди не носят тросточек, мама. Могут подумать, что я немножко… сам не знаю что.

– Но мистер Перкинс носит тросточку с золотым набалдашником.

– Да, но он один из вице-президентов… Он может делать все, что хочет… Ну, мне пора.

Джеймс Меривейл наскоро поцеловал мать и сестру. Спускаясь в лифте, он надел перчатки. Наклонив голову против сырого ветра, он быстро пошел по Семьдесят второй улице. У спуска в подземную железную дорогу он купил «Трибуну» и сбежал по ступеням на переполненную, кисло пахнущую платформу.

«Чикаго! Чикаго!» – орал патефон. Тони Хентер, стройный, в черном глухом костюме, танцевал с девушкой, склонившей кудрявую пепельную головку на его плечо. Они были одни в гостиной отеля.

– Душка, ты чудесный танцор, – ворковала она, прижимаясь к нему.

– Ты так думаешь, Невада?

– Угу… Душка, ты ничего не заметил во мне?

– Что именно, Невада?

– Ты ничего не заметил в моих глазах?

– У тебя самые очаровательные глазки в мире.

– Да, но в них есть еще что-то.

– Ах, да! Один – зеленый, а другой – карий.

– Значит, ты заметил, малыш!

Она протянула ему губы. Он поцеловал ее. Пластинка кончилась. Они оба подбежали и остановили патефон.

– Ну какой же это поцелуй, Тони? – сказала Невада Джонс, откидывая волосы со лба.

Они поставили новую пластинку.

– Послушай, Тони, – сказала она, когда они снова начали танцевать, – что тебе вчера сказал психоаналитик?

– Ничего особенного. Мы просто разговаривали, – сказал Тони, вздыхая. – Он считает, что все это только воображение. Он советует мне поближе сойтись с какой-нибудь девушкой. Он – порядочный человек, но он не знает, о чем он говорит. Он ничего не может сделать.

– Держу пари, что я смогла бы!

Они перестали танцевать и посмотрели друг на друга. Их лица пылали.

– Невада, – сказал он жалобно, – встреча с тобой имела для меня большое значение… Ты такая милая! Все другие были мне противны.

Она задумчиво отошла и остановила патефон.

– Интересно, что сказал бы Джордж?

– Мне ужасно тяжело об этом думать. Он был так любезен… Не будь его, я никогда не попал бы к доктору Баумгардту.

– Он сам виноват. Дурак!.. Он думает, что меня можно купить за номер в гостинице и два-три билета в театр. Ну вот, я ему покажу!.. Нет, право, Тони, ты должен лечиться у этого доктора. Он сделал чудеса с Гленом Гастоном… Гастон был до тридцати пяти лет уверен, что он «такой», а недавно я слышала, что он женился и у него двое детей… Ну, теперь поцелуй меня по-настоящему, дорогой мой… Вот так! Давай потанцуем еще. Ты чудно танцуешь. «Такие» всегда хорошо танцуют. Я не знаю, почему это…

Внезапно раздался резкий звонок телефона – точно завизжала пила.

– Хелло… Да, это мисс Джонс… Конечно, Джордж, я вас жду… – Она повесила трубку. – Ну, Тони, удирай. Я позвоню тебе потом. Не спускайся в лифте, ты встретишь его.

Тони исчез за дверью. Невада поставила «Дивную крошку» и начала нервно ходить по комнате, переставляя стулья, поправляя растрепанную прическу.

– А, Джордж!.. Я думала, вы никогда не приедете… Здравствуйте, мистер Мак-Нийл! Не знаю почему, но я сегодня ужасно нервничаю. Мне казалось, что вы никогда не приедете. Давайте завтракать. Я очень голодна.

Джордж Болдуин положил котелок и тросточку на стол в углу.

– Что вы хотите, Гэс? – спросил он.

– Я всегда заказываю баранью котлету с жареной картошкой.

– А я буду есть бисквит с молоком – у меня желудок немножко не в порядке… Невада, соорудите мистеру Мак-Нийлу чего-нибудь выпить.

– А мне, Джордж, закажите жареного цыпленка и салат из омаров! – крикнула Невада из ванной комнаты, где колола лед.

– Она большая любительница омаров, – усмехнулся Болдуин, идя к телефону.

Невада вернулась из ванной комнаты с двумя стаканами на подносе; она накинула на плечи пурпурный с зелеными разводами шарф.

– Только мы с вами и будем пить, мистер Мак-Нийл… Джордж сидит на водичке. Ему доктор велел.

– Невада, пойдем потом в оперетку. Я хочу встряхнуться после всех моих дел.

– Я очень люблю утренние представления. А вы ничего не будете иметь против, если мы возьмем с собой Тони Хентера? Он звонил мне. Он очень одинок и хотел зайти сегодня после полудня. Он эту неделю не работает.

– Хорошо… Невада, вы извините нас, если мы немного поговорим о деле. Мы на минутку отойдем к окну. Как только завтрак будет готов, мы забудем о делах.

– Хорошо, я пока переоденусь.

– Садитесь сюда, Гэс.

Минуту они сидели молча, глядя в окно на леса строящегося напротив здания.

– Ну, Гэс, – неожиданно резко сказал Болдуин, – я решил принять участие в выборах!

– Великолепно, Джордж! Мы нуждаемся в таких людях, как вы.