– У кого хотите закружится голова!
– Ну-с, если она думает, что мы ее будем ждать, мы ей преподнесем сюрприз. Хо-хо-хо! – заорал человек с бриллиантовой запонкой. – Я никогда в жизни никого не ждал и не собираюсь ждать.
Человек с лунообразным лицом отставил тарелку и играл браслетом на руке женщины, сидевшей рядом с ним.
– Вы сегодня настоящая красавица, Ольга.
– Я теперь как раз позирую одному художнику, – ответила женщина, держа свой бокал против света.
– Клянусь Богом, я куплю портрет.
– Едва ли это вам удастся. – Она покачала золотистой головкой.
– Вы скверный маленький бесенок, Ольга!
Она рассмеялась, не разжимая губ над длинными зубами.
Какой-то мужчина наклонился к человеку с бриллиантом, стуча толстым пальцем по столу.
– Нет, сэр, Двадцать третья улица в качестве объекта для операций с недвижимыми имуществами лопнула.[35] Это все признают. Но вот о чем я хотел бы поговорить с вами частным образом, мистер Годэлминг… Как создаются миллионы в Нью-Йорке?… Астор,[36] Вандербильд,[37] Фиш…[38] Только на недвижимом имуществе! Теперь очередь за следующими пустырями… Почти рядом… Покупайте на Сороковой…
Человек с бриллиантом поднял бровь и покачал головой:
– Проведем хоть один вечер не по-деловому. Как это говорится… «откинь заботы и печали» или что-то в этом роде… Эй, человек! Почему вы, черт возьми, не подаете шампанского? – Он встал на ноги, кашлянул в кулак и запел хриплым голосом:
Все захлопали. Старый лакей только что обнес гостей пудингом и теперь, с красным, как свекла, лицом, вытаскивал тугую пробку из бутылки. Когда пробка выскочила, дама в диадеме взвизгнула. Пили за здоровье человека с бриллиантовой запонкой.
– Как называется это блюдо? – спросил человек с носом бутылкой, наклоняясь к девушке.
Ее черные волосы были разделены прямым пробором. Она была одета в светло-зеленое платье с пышными рукавами. Мужчина подмигнул и поглядел в упор в ее черные глаза.
– Это самое фантастическое блюдо, какое я когда-либо ел. Вы знаете, милая моя, я не часто приезжаю в этот город. – Он допил свой бокал. – Когда я уезжаю отсюда, я постоянно чувствую отвращение. – Его лихорадочный, блестящий от шампанского взгляд скользил по контурам ее шеи, плеч и остановился на голой руке. – Но на этот раз я думаю…
– Жизнь старателя, должно быть, захватывающе интересна, – прервала она, вспыхнув.
– Она была захватывающей в прежние времена. То была грубая, но мужская жизнь; я доволен, что нажил капитал в прежние времена… теперь мне так не повезло бы.
Она посмотрела на него.
– Как вы скромны, называя это везением!
Эмиль вышел из отдельного кабинета. В его услугах больше не нуждались. Рыжеволосая девица из гардероба прошла мимо с большим кружевным капором в руках. Он улыбнулся, попытался поймать ее взгляд. Она фыркнула и вздернула нос. «Не хочет смотреть на меня, потому что я лакей. Ладно, когда я наживу деньги, я им покажу!»
– Скажи Чарли, чтобы подал еще две бутылки «Моэ», «Шандон», американский разлив, – раздался шипящий голос старого лакея.
Человек с лунообразным лицом встал.
– Леди и джентльмены…
– Эй вы, поросята, тише! – прокричал чей-то голос.
– Свинья хочет говорить, – сказала Ольга шепотом.
– Леди и джентльмены! Вследствие отсутствия нашей звезды Вифлеема…
– Джилли, не кощунствуйте, – сказала дама в диадеме.
– Леди и джентльмены, так как я не привык…
– Джилли, вы пьяны!
– Я говорю: хоть счастье и покинуло нас…
Кто-то дернул его за фалды, и лунолицый со стуком сел на стул.
– Это ужасно, – сказала дама в диадеме, обращаясь к человеку с длинным лицом табачного цвета, сидевшему в конце стола. – Это ужасно, полковник, как Джилли богохульствует, когда напьется.
Полковник осторожно снимал фольгу с сигары.
– Что вы говорите! – процедил он; его седоусое лицо ничего не выражало.
– Знаете, ужасная история случилась с Аткинсом, стариком Эллиотом Аткинсом. Помните, он работал с Мэнзфилдом…
– Неужели? – ледяным тоном спросил полковник, отрезая кончик сигары перламутровым перочинным ножом.
– Скажите, Честер, это правда, что Мэби Эванс имела огромный успех?
– Не представляю себе этого, Ольга. У нее плохая фигура…
– Понимаете, как-то вечером – они тогда гастролировали в Канзасе – он был в стельку пьян и начал говорить речь…
– Она не умеет петь…
– Бедняга всегда плохо чувствует себя перед публикой…
– У нее отвратительная фигура…
– Речь, вроде Боба Ингерсолла…[39]
– Бедный старик… Я хорошо знал его в былые дни, в Чикаго…
– Что вы говорите! – Полковник медленно поднес зажженную спичку к концу сигары.
– И вдруг сверкает страшная молния, и огненный шар влетает в одно окно и вылетает в другое.
– Убило его? – Полковник пустил под потолок синий клуб дыма.
– Что такое? Вы говорите, Боба Ингерсолла убило молнией? – пронзительно крикнула Ольга. – Так ему и надо, гнусному атеисту!
– Нет, не убило. Но он постиг сущность жизни и стал методистом.
– Странно! Почему это актеры так часто становятся проповедниками?