— Юльчишка, ты прости. Не хотел я тебя ронять. Честное слово, случайно вышло.
Юля просияла улыбкой и обняла майора. Потом общий гомон, двигание стульев, и вот перед Митькой уже не четыре ученика, а целых шесть.
— Ладно, продолжим.
Света помогала Доре резать клубничины, остальные занимались своими ягодами. Заварзин, разумеется, не стал принимать участие в женском шабаше, а заговорил с Митей тихо:
— Хороший у тебя удар, сосед. Учился где-то? — многозначительно потирая бок, спросил Артём.
— В Мурманске. Службу проходил.
— Оно и заметно, военмор. В автономке был или так, якоря вымачивал?
— Всякое было.
— Ясно. Ну что ж, споёмся, — протянул Мите руку, которую тот и пожал, тем самым подтвердив, что никаких разногласий по поводу парочки ударов у соседей не будет. — Значит, ром, в тему, ослик*?
Митька рассмеялся, припомнив, армейские прозвища.
От автора: Ослик — младший матрос (от англ. OS — ordinary seamen).
— Ага, — и они с Заварзиным стали наблюдать за дамами.
Ну, забавлялись оба, надо сказать. Как и вещал накануне Митька, Дора в сахарной пудре, Фира аккуратно режет скользкие ягодки голубики, Джеки, изогнув идеальную бровь, угощается вишнями, забыв о соусе. А Юлька…
Митя отчаянно заозирался, умоляя небо (или кто там есть?) подать ему знак этот окаянный. Отбить чужую жену? Сделать ее вдовой? О том, чтобы оставить все, как есть, Широков уже не думал.
Минут пятнадцать спустя соусы были готовы, сырники красиво свалены на большое блюдо.
— Может, за стол? — Митя оглядел сидящих вокруг кухонного острова соседей.
— Нет! — все дружно, в один голос, словно заранее репетировали.
— Здесь уютно, Мить. Что там у тебя? Ром? Наливай! — Ирина Леонидовна подала сигнал к началу импровизированного застолья, а наличие рома спровоцировало новый мастер класс, уже по смешиванию коктейлей.
Сидеть за столом, прижимаясь друг к другу плечами и, правда, было уютно и приятно всем. Митька, заседал в одиночестве напротив гостей своих и радовался. Чему? Всему: Юльке, уютности, душевности и наличию не одной, а сразу целых шести живых душ.
— Митя, а можно вазочку попросить? — Юлька любовалась букетом своим. — Увянут раньше времени.
— Ага, — встал и пошел к полке за диваном.
Цапнул какой-то горшок от дизайнера, повернулся уж к гостям, и тут знак увидел!
На Юлькиной футболке, на спине, большими красными буквами написано: «Вместе навсегда!». Горшок в руках удержал, но как-то изумился и ошалел слегка. И как он раньше не заметил? Хотя, Юлька же к нему лицом все время сидела…
— Военмор, ты чего там застыл? Кувшин тяжелый?
— Сам ты тяжелый, — вяло отбрехался Митька.
— Да, ладно! Я еще ух! — Заварзин выкатил грудь колесом, подмигивая жене.
Широкову было яснее ясного, что не сможет он стоять вечно в таком вот изумленном состоянии, потому взял он себя в руки и выдал вазу Юльке. Та встала, налила воды и воткнула букет свой разлюбезный. А надпись на ее футболке сияла для Митьки не хуже, чем сама Юля.
Ладно, небо, ты постаралось для Митьки, подкинуло ответ, а теперь дело за ним самим. Широков не привык отступать, потому и обрадовался ясности и возможности действовать. Впрочем, он и без знака начал бы «военные действия», как говорила Джеки, но со знаком все как-то проще. Мол, это не я такой сякой, чужую жену увожу, а так судьба велела. Хорошее оправдание, между прочим.
— В каком месте ты ух? — шепнул майору Митька.
— Во всех. Не веришь? — а в глазах легкое отчаяние и желание доказать не только ему, Митьке, но и всему миру, что годен еще на многое бывший полевой офицер.
Широков то и дело вспоминал слова Светы, что Артём неприкаянный и не занят ничем. На работу не берут. Вряд ли Митя мог позволить себе взять в «Ярославец» некомпетентного сотрудника. Да и кем? Грузчиком? Официантом? Бред, согласитесь. Таким предложением Заварзина можно было только обидеть. А вот слова об «ух» навели Широкова на мысль одну.
— Не верю, Артём. Докажи.
— Да легко!
— А если легко, то давай во вторник собирайся, и вечерком поехали со мной в волейбол покидаемся. Там и посмотрим какой ты ух. Мы с ребятами зал арендуем, а в нашей команде игрока не хватает. Поможешь?
Заварзин удивился, но и обрадовался.
— Не вопрос, Дим, — приосанился и плечи развернул.
А Митька поймал Юлькин взгляд и засмотрелся. Такой, знаете ли, кайф, когда девушка смотрит на тебя очарованно, восхищенно, и еще волнуется при этом. Правда, Широков не понял, отчего ему подарок такой, но все равно, счастья полные карманы.
И снова звонок в дверь.
— Добрый вечер, заходите, — никто и не удивился, увидев обоих Гойцманов в гостиной Широкова.
— Ирина, душа моя, вот только не говорите, что в
— Шолом, Яша. Ты, я смотрю, веселиться надумал? — Ирина блестела глазами и маникюром.
— Какое веселье, Ириночка? Так, слегка, для наилучшего сна! Дава, ну где ты там прилип? Лимоны давай.
Давид вытащил лимоны, орешки и горький шоколад.