Манька

Она остановилась, когда вдали показалась рига. Никого не было возле риги, и Соня обрадовалась. Она немного передохнула, потом сняла и вытерла травой запыленные туфли. Ей показалось неудобным сидеть со стороны дороги, и она перешла на другую сторону. Там было тепло, от нагревшейся за день стены шел жар.

Пришел мальчишка с удочками, стал рыть червей. Соня, покраснев, опять вышла к дороге. По дороге ехали на-телегах из города, посматривали в ее сторону, а мальчишка, как назло, долго не уходил. Соне стало жарко. Наконец мальчишка, накопав червей, ушел. Несколько раз он насмешливо оглянулся. «Он догадался! — со стылом думала Соня. — Хорошо, что он не из моей школы!»

Она опять спряталась за ригу, сорвала ромашку. Лепестки у ромашки были опущены, она была похожа на ракету. Соня стала отрывать лепестки: «придет» — «не придет…» Вышло «не придет». Хуже всего было, что Соня не знала, откуда придет Николай. Она вставала, выходила из-за риги, оглядывалась, снова пряталась. Она совсем измучилась, когда показался Николай. Он шел низом от реки, засунув руки в карманы, в накинутом на плечи пиджаке. Подходя, он с напряженным вниманием разглядывал Соню, как человек что-то забывший и силившийся вспомнить. Лицо его делалось все скучней. Подойдя, он отвел глаза и вяло протянул руку:

— Привет…

— Здравствуйте, — ответила Соня, подавая дрожащую руку и не смея поднять глаз.

— Давно ждете?

— Нет…

— Гм… Ну, зайдемте в холодок.

Они обошли ригу и присели на ворохе соломы лицом к дороге. Солнце заходило, все меркло, тень от риги протянулась через все поле.

— Вы благополучно вчера дошли? — спросила Соня, быстро взглядывая на Николая и сочувственно, понимающе улыбаясь.

— Нормально… — Николай зевнул и снял пиджак. — Не выспался только.

— Вы вчера были нехороший, — мягко сказала Соня.

— А чего? Бил что ли вас? — Николай равнодушно обнял Соню, притянул, хотел поцеловать, но раздумал, подышал только за ворот.

— Скоро стемнеет, — заметила Соня, покорно приникая к Николаю и слыша гулкие удары его сердца.

— Как попозднеет, пойдем в горох, а? — Николай мотнул головой куда-то вправо. — Теперь там гороху нет, шалаш один стоит. Пойдешь? В шалаше полежим…

— Не надо об этом, Коля, — тихо попросила Соня и вздохнула.

— Эх! — воскликнул вдруг Николай. — Спать охота! Ну-ка, дай прилягу…

Он отодвинулся и лег, разбросав ноги в сапогах, положив голову Соне на колени. Полежав немного с закрытыми глазами, он закинул руки и пощупал у Сони ребра.

— Чего это ты худая такая?

Соня перестала на минуту дышать.

— Конституция такая, — насильно улыбаясь, сказала, наконец, она.

— Ну — конституция! Глисты, наверно… Или больная чем-нибудь. Это как скотина: заболела — как ни корми, все одни мослаки.

Соне вдруг стало все безразлично, сердце подошло к горлу, и она несколько раз сглатывала, чтобы избавиться от противного ощущения тошноты.

— Что это вы ругались вчера? — спросила она после долгого молчания.

— Так… — Николай нахмурился. — У меня с ним свои счеты. Он, гад, Зойку у меня отбил, женился. Видала вчера невесту? Гулял я с ней…

— Вас, наверное, многие девушки любят? — тоскливо сказала Соня.

— Ну их к черту! — Николай сморщился. — Знаю я ихнюю любовь!

— Зачем вы так, Коля? — быстро сказала Соня. — Нужно верить людям! Вы посмотрите, какие чудесные у нас люди! Нужно прежде всего хорошее в них искать…

Николай поднял голову и сплюнул.

— Вы не верите в это? — упавшим голосом спросила Соня.

— В чего это?

— В чистоту человека.

Николай засмеялся.

— Ох, и любят же бабы воду мутить! Чистота… — он поворочался, зевнул и закрыл глаза. От его большой ленивой фигуры, крепкой шеи, неподвижного, жесткого в наступающих сумерках, красивого лица веяло такой пресыщенностью, что Соня оробела. И на минуту ей показалось, что все ее представления о любви и дружбе, и о жизни ничего не стоят, что все это выдумано литературой, а настоящая жизнь совсем иная: грубее, проще, страшнее — и нужно подчиниться ей.

Соня робко дотронулась до лица Николая, стала перебирать его волосы, жадно глядела на него, все еще стыдясь и краснея.

— Коля… Хочешь я поцелую тебя? — спросила она шепотом.

— Обожди! — он поднял голову и прислушался. Потом сел, опираясь рукой о ее колени. По дороге, тихо разговаривая, шли двое.

— Эй! — крикнул Николай.

Шедшие остановились.

— Куда это?

— На гулянку. А кто это? Никак Николай?

— Он самый. Где гулянка-то?

— В Сосновке…

На дороге закурили и, посвечивая огоньками, пошли: дальше. Николай посмотрел им вслед, потом взглянул на Соню, и лицо его изобразило тоску.

— Обождите! — крикнул он вдруг. — И я с вами!

Он торопливо встал, встряхнул пиджак, накинул наплети. Потом, кашлянув, протянул руку Соне:

— Ну, пока! Еще когда повидаемся… — Отвернулся и, придерживая пиджак, рысцой стал нагонять тех, на до-роге.

4

Совсем стемнело. Сбоку вылупился тонкий месяц, от реки по лугам пополз прозрачный туман. Звуки умирали, один раз только за ригой что-то пробежало: топ-топ-топ…