Но сделать это он не успел. В залу вошла манюськинская бабка. Все это время она сидела за ширмой и укачивала Светку. Конечно, у Сергей Иваныча ни о какой ширме и речи быть не могло. Но уши Иван Иваныча не только ширму, но и приличную тахту поставить позволяли.
- Чего расшумелись-то? Ребятенок только задремал! – упрекнула она домочадцев, хотя на самом деле ей все было по барабану, и ее просто разбирало сильнейшее любопытство.
- Мать! Ты говорила, что отец по пьянке утонул? Так? – ласково поинтересовался Манюськин.
- Чего вспомнил-то вдруг?! Хороший мужик был, царствие ему небесное! Ничего, бывало, из рук не выпадет! А крыльцо такое сделал, вся деревня приходила любоваться.
- Любоваться? На крыльцо? – переспросил Манюськин, шумно вздохнув. – Интересно, конечно, послушать! Ну, прямо, сага о… ну, этих, как их, еще недавно по ящику показывали? – повернулся он к Саньке.
- О Форсайтах, - подсказал тот.
- Вот именно! А шашку он не оставил? Ну, которой махал вместе с Семен Михалычем, в гражданскую?
- С каким Семен Михалычем? – с испугом переспросила бабка. – Ты чего, белены объелся?
- С каким! С тем самым, с Буденным! Командармом Первой Конной!
- Эк, хватил! Да отца твоего тогда еще и в проекте не было!
- Что правда, то правда! Вот этому я верю! В общем, у нас тут другая информация объявилась. Письмо получили от брата Семен Абрамыча Соломона, естественно, тоже Абрамыча. Вот так-то, мамаша! И зачем надо было все эти годы лапшу на уши вешать?
- Ничего я не вешала! Чего опять удумал? – сделала удивленное лицо бабка.
- А то, что отец мой – еврей! Вот что!
- Ничего не знаю и ничего не помню! Еврей он был или еще кто! Я и понятия тогда об этом не имела! – стала оправдываться бабка. – Веселый был да на гитаре играл! Все девки за ним бегали! И вообще, мне надо к Светке идти! Расшумелся! А если лялька проснется?! Об этом подумали?! – и быстро прошмыгнула обратно за ширму.
- Бабуля – крепкий орешек! – констатировал Санька. – Мы ей должны в ножки поклониться, что такого дедка толкового выбрала!
- Ну, ну, не забывайся! – осадил сына Манюськин.
- А ты, батя, если бы национальному вопросу больше внимания уделял, может, и выиграл бы тогда выборы! – парировал выпад Санька. – Человека интересуют три вещи! Деньги, секс и национальный вопрос! – на мгновение задумался. – Пожалуй, еще здоровье. Без него все остальное ни к чему! – мудро закончил он.
- Правильно, сыночка! И еще – крепкая дружная семья! Для женщины – это в первую очередь! – добавила Манюськина. – А некоторые этого не понимают!
- Это еще что за намеки?! – снова стал закипать Манюськин.
- Это, пап, в философском смысле! И я с этим полностью согласен, - встал на сторону матери Санька. – Об этом еще Энгельс писал!
- Ты, что и Энгельса читал? – поинтересовался подозрительно Манюськин.
Санька уклончиво пожал плечами.
А Манюськин снова неожиданно нырнул в ностальгические воспоминания. Припомнилось, как в классе шестом Фонарев обозвал его жидом. Он тогда сильно удивился, вроде не за что, но все же счел это за оскорбление. И они тогда с Епиходом и Глобовым, как следует, проучили Фонаря и его компанию. Хотя и были в меньшинстве… Ему захотелось рассказать это Саньке в качестве нравоучения, но он только произнес:
- Запомни, Санек! Врага побеждают не числом, а умением!
- Суворов! Полностью согласен! – моментально отреагировал тот, хотя заявление было явно не в тему. Но отец часто выдавал такое, минуя промежуточные умозаключения.
- Надо Иван Иваныча заставить, чтоб он нас прописал на свою жилплощадь… - задумчиво стал рассуждать вслух Манюськин. – Иначе опять все сорвется, как с выборáми! – вспомнив, заскрипел зубами от досады. – Из-за паспорта этого проклятого!
- С выборами, - тихо, как бы для себя, поправил его Санька.
- Что? – не расслышал глава семьи.
- Ничего, это я так, о своем, - решил больше не дразнить быка Санька. – Да, еще вот важный момент, отец! Соломон Абрамыч пишет про кошерную пищу. Так что теперь мы с тобой свинины ни-ни!
- Это еще, с какой стати? Ну, уж нет! Может, уже и щей кислых нельзя?
- Про щи не скажу, а вот мацу на пасху есть будем! Это факт! Я как-то пробовал, вполне сносная штука, особенно если с маслом.
"Маца с маслом?" – отупело повторил про себя Манюськин, а вслух громко произнес:
- Так, все! Я из-за вас Луис… Ролан? Один хрен! Важный турнир пропускаю! – и снова уставился в телевизор.
Каждый стал думать о своем. Санька стал решать, куда лучше после школы поступать, в Гарвард… или в Йельский университет? И что пора нырнуть во всемирную паутину и навести там справки по всем этим вопросам.
Манюськина же стала мечтать о коттеджах, морских круизах и что одеваться теперь будет только в самых модных бутиках. Достала из сумки журнал "Космополитен", который ей дала на время свояченица двоюродной сестры Глобовой, ну та, из бани, и углубилась в его изучение. Хотя в нем было много чего неприличного, так ее предупредила владелица.
Манюськину же не терпелось обо всем рассказать Епиходу. И обмозговать с ним ситуацию за кружечкой пива. Тем более что Епиход, как оказалось, тоже еврей, как и он, Манюськин.