Манюня

-Ня свитер, а пресвитер,- рассердилась девочка,- вы что, совсем ничего ня знаете?

-Совсем ничего,- радостно закивали мы,- совершенно ничегошеньки. Мы тупые!

-То-то я гляжу!- не удивилась Варя. Она смотрела на нас своими большими васильковыми глазами, и думала о чём-то своём.

-Ладно, я пойду,- сказала.

-Иди,- согласились мы,- а чего ты в косыночке ходишь?

-Так положено,- сказала девочка,- так молокане ходют. Пойду брата искать, а то я яму шумела, а он ня отклякается. До свиданьица вам!

-До свиданья,- попрощались мы с Маней и поплелись к машине. Мы были заинтригованы и даже напуганы. Нам было непонятно, как можно не смотреть телевизор и ходить с косыночкой на голове.

-Бедненькая,- решили мы.

А потом вернулись папа и дядя Миша, принесли нам обещанный лимонад, и мы поехали дальше, в сторону озера Севан, и дядя Миша смешно рассказывал, как весь автовокзал оборачивался на папину причёску, а буфетчица не хотела брать деньги за кофе, всё смотрела на отца и называла его «бядовой головушкой».

Часам к двенадцати мы уже были в Ереване. Сначала завезли дядьмишин агрегат в НИИ математических машин, а потом поехали на приём к Самвелу Петросовичу.

-Ты зайди к нему первым, пусть он привыкнет к твоему виду, а мы с девочками в приёмной посидим,- сказал отцу дядя Миша.

Мы терпеливо переждали в коридоре взрыв истерического хохота, которым Самвел Петросович встретил моего отца.

-Хочешь, я тебя отправлю к своему парикмахеру? Может, он чего-нибудь придумает?- всхлипывал он на всё отделение.

-Не надо,- отнекивался отец,- я дома к своему парикмахеру схожу.

-Дааааа,- подмигнул нам дядя Миша,- неймётся ему, всё домой тянет, можно подумать, домашний парикмахер уже не сделал своё чёрное дело!

А потом вышла прехорошенькая медсестра и пригласила нас с Маней в кабинет для осмотра.

-А вы пока посидите в коридоре,- улыбнулась она дяде Мише.

-Если только вы потом обещаете и меня посмотреть,- расцвёл дядя Миша.

-Папа,- Маня укоризненно посмотрела на отца,- я всё Ба расскажу.

-Иди отсюда, незнакомая девочка, я тебя знать не знаю,- отмахнулся от неё дядя Миша.

Мы с Маней зашли в кабинет, и устроились на низенькой кушеточке возле окна. Я зацепила взглядом инструменты, аккуратно сложенные на специальных лотках, и мигом затряслась от страха.

-Не дам ему посмотреть своё горло,- громко сглотнула я.

-Нарка, не глупи,- скосилась на меня Маня,- зачем мы тогда сюда ехали?

-Не знаю,- заупрямилась я,- но этот Петросович ко мне не прикоснётся, это точно!

И тут открылась дверь, и в кабинет вошёл Самвел Петросович. Он оказался высоким, холёным и невероятно красивым мужчиной. Маня заулыбалась и пригладила ладошкой торчащий чубчик.

-Здравствуйте красавицы,- проворковал Самвел Петросович.

-Здравствуйте,- расцвела Маня,- вы тоже красивый!

Я засопела и больно пихнула её локтем в бок.

-Ты чего несёшь?

-Отстань!- прошипела мне Манька.

-Ну-с, барышни,- пропел Самвел Петросович,- кто первый покажет мне своё горло?

-Я покажу,- вскочила Маня,- я врачей не боюсь. А Нарка пойдёт второй, она почему-то докторов боится!

-Да?- Самвел Петросович удивлённо посмотрел на меня поверх своих очков,- а отца своего Нарка тоже боится?

-И отца боится,- заложила меня Маня,- когда дядьюра с работы домой возвращается, от него лекарствами пахнет, так вот, Нарка к нему не подойдёт, пока он в душ не сходит.

-Ты заткнёшься или как?- рассердилась я.

Но Манька уже не могла мне ответить – Самвел Петросович светил ей в рот фонариком и что-то там высматривал. Поэтому она скосила в мою сторону глаз и погрозила кулаком.

Потом настал мой черёд показывать своё горло врачу.

-Иди сюда, Наринэ,- Самвел Петросович похлопал по креслу рукой,- ничего не бойся, я тебе обещаю, больно не будет.

Я поймала своё отражение в круглом зеркале прибора, который был у него на голове, и решила, что так просто я ему не дамся.

-Фигушки!- сказала я,- ничего я вам не покажу.

Всё, что случилось далее, я до сих пор вспоминаю с огромным стыдом. Помню, как я валялась на полу, вцепившись в ножки металлического шкафа с медикаментами и орала как ненормальная, а испуганная медсестра тщетно пыталась отодрать меня от шкафа. Помню, как отец с дядей Мишей прибежали на мой крик, отодрали-таки меня и поволокли к креслу. Но я как-то вывернулась, снова упала на пол и вцепилась в штаны Самвелу Петросовичу. Помню характерный звук, который издаёт рвущаяся материя – это папа с дядей Мишей отколупывали меня от штанов Самвела Петросовича, а я никак не желала отколупываться. Я орала «фигушки вам» куда-то ему в пах и изливалась горючими слезами. Самвел Петросович придерживал штаны за ремень и увещевал меня – Нариночка, я тебя не буду смотреть, ты только отцепись от моих брюк, а то мне не в чем будет домой идти!

Но мне уже нечего было терять, ибо меня накрыло такой волной паники, что я прекратила что-либо соображать.

Мне важно было как-нибудь обезвредить Самвела Петросовича, этого коварного змея-искусителя, чтобы он не смел прикоснуться ко мне хотя бы пальцем.

Вот.