— Грустно? — удивился я. — Почему?
— Из-за Мисквамакуса. Если бы только он дал нам шанс объяснить все, если бы только мы могли с ним договориться…
Я глубоко затянулся сигаретой.
— Но теперь все-таки немного поздно. Помни, он убил бы нас, и не колеблясь. Потому мы и должны были его уничтожить.
Поющая Скала кивнул.
— Может, когда-нибудь мы и встретимся с ним в более благоприятных обстоятельствах. Тогда и поговорим.
— Но он ведь мертв… ведь так? Что ты имеешь в виду, говоря, что мы встретимся с ним?
Поющая Скала снял очки и протер их чистым белым платочком.
— Тело его умерло, но мы не можем быть уверены, что и маниту был уничтожен, — объяснил он. — Может, он лишь перенесся на более высокий уровень существования, может, он готов присоединиться к тем, кто существует только вне материального бытия. Но не исключено, что он снова вернется на землю, чтобы жить в чьем-нибудь теле.
Я наморщил лоб.
— Ты ведь не хочешь этим сказать, что все это может повториться? — обеспокоенно спросил я.
— Кто знает… — индеец пожал плечами. — Есть во Вселенной тайны, о которых мы и понятия не имеем. То, что мы можем познать за время нашего бытия, является лишь малым фрагментом целого. Существуют необычные миры в мирах, а в них — еще более удивительные. Стоит об этом помнить.
— А Великий Старец?
Поющая Скала встал и взял чемодан.
— Великий Старец всегда будет среди нас — до тех пор, пока существуют темные силы и необъяснимые страхи, рядом с ними всегда будет Великий Старец.
Больше он ничего не сказал. Мы только крепко пожали друг другу руки, и он направился к самолету.
Лишь три недели спустя мне удалось выбраться в Новую Англию. Я поехал на своей машине. Снег все еще прикрывал поля и дома, небо было одета розы, а апельсиновое, бледное солнце скрывалось за деревьями.
Я добрался до места перед сумерками и остановил свой «кугуар» перед парадным входом элегантного белого домика в колониальном стиле. Двери открыл Джереми Тэнди, как всегда трезвый и холодный. Он вышел приветствовать меня и забрать багаж.
— Мы так рады, что вы наконец посетили нас, мистер Эрскин, — сказал он со всей сердечностью, на какую только был способен. — У вас, наверное, было трудное путешествие.
— Было совсем не так уж плохо. Я люблю вести машину в трудных условиях.
Мы вошли. Миссис Тэнди повесила мой плащ на вешалку. Было тепло, уютно и мило. Гостиная была полна антиквариата — и глубокие колониальные кресла, и диваны, и латунные лампы, и украшения на стене, и картины из деревенской жизни.
— Скоро подадут горячее, — сказала миссис Тэнди, и мне захотелось поцеловать ее за это.
Потом мы сели у камина. Джереми Тэнди налил мне внушительную порцию виски, а его жена хлопотала на кухне.
— Как себя чувствует Карен? — спросил я. — Ей уже лучше?
Он кивнул.
— Она еще не ходит, но настроение у нее уже намного лучше. Позже можете зайти поговорить с ней. Она всю неделю не могла этого дождаться.
Я медленно тянул виски.
— Я тоже, — заявил я чуть усталым голосом. — Представьте, что я до сих пор плохо сплю с того времени, как все это закончилось.
Джереми Тэнди опустил голову.
— Знаете… честно говоря… мы тоже.
Мы поболтали ни о чем, а потом миссис Тэнди внесла блюдо рыбы. Рыба была горячая и вкусная. Я поел с аппетитом, всматриваясь в весело трещавший в камине огонь.
Затем я пошел наверх, к Карен. Она лежала бледная и исхудалая. Но ее отец был прав — она поправлялась, и теперь возврат к полному здоровью был только вопросом времени. Я присел на краю застланной узорчатым покрывалом постели. Мы разговаривали о ее хобби, о ее планах на будущее, обо всем, за исключением Мисквамакуса.
— Доктор Хьюз сказал мне совершенно конфиденциально, что ты держался очень храбро, — заявила она спустя какое-то время. — Он сказал: то, что случилось на самом деле, не имеет ничего общего с тем, о чем писали газеты, и что никто бы не поверил, если бы ему сказали всю правду.
Я взял ее руку.
— Правда сейчас не особенно важна. Я и сам не могу в нее поверить.
— Я только хотела тебя поблагодарить, — она дружелюбно улыбнулась. — Я считаю, что обязана тебе жизнью.
— Ну что ты. Может, однажды, когда-нибудь ты ответишь мне тем же.
Я встал.
— Мне пора. Твоя мама просила, чтобы я тебя не мучил. Тебе сейчас нужно как можно больше покоя.
— Хорошо, — ответила она со смехом. — Мне уже начинает страшно надоедать бесконечное лежание в постели, но, наверное, нужно это перетерпеть.
— Скажи, может, тебе что-нибудь нужно? Книги, журналы, фрукты? Достаточно одного твоего слова.
Я открыл дверь, чтобы выйти, и тогда Карен сказала с какой-то странной интонацией:
— Будь паинькой, милый.
Я замер. Мне показалось, что кто-то положил мне на плечи холодные как лед ладони.
— Что ты сказала?
— Будь паинькой, — ответила Карен, по-прежнему улыбаясь. — Только это. Будь здоров, мой дорогой.
Я закрыл за собой дверь ее комнаты. Коридор за ней был тих и темен. Старый колониальный дом трещал под тяжестью внушительного снежного покрова.
— Именно так я и подумал. — буркнул я сам себе, начиная спускаться.
КОЛОДЦЫ АДА
Роман
I