Манипуляция сознанием

— Я против коммуны, я хочу жить на свободе, а не то что: я сплю, а он мне: «Товарищ, вставай на работу!».

Конечно, в душе каждого из нас дремлет «гунн». Все революционные течения в России потакали именно этому «гунну», духу разрушения и разделения — проедания того, что было накоплено цивилизацией. В этом заигрывании с «гунном» был присущий интеллигенции страх перед крестьянином (это прекрасно отразилось в дневниках М.М.Пришвина — мелкого помещика и либерала, вынужденного жить среди ненавистных ему крестьян). Партия Ленина резко отличалась тем, что она открыто и даже жестоко подавляла «гунна» — она единственная была, по выражению М.М.Пришвина «властью не от мира сего». Почему Ленин решился и действительно смог прямо и честно выступить против «гунна», откуда у него был этот запас прочности? Это можно объяснить только тем, что он обращался к глубоким чаяниям и не боялся идти на конфликт с «расхожими суждениями».

Сразу после Октября большевики выступили против «бунта», против стихийной силы революции (это называлось «мелкобуржуазной стихией», но дело не в термине). Сегодня много чернил истратили, чтобы обвинить Ленина в лозунге «грабь награбленное». На деле это был лозунг «бунта», которым овладели большевики. Но тогда уже Ленин сказал: «После слов „грабь награбленное“ начинается расхождение между пролетарской революцией, которая говорит: награбленное сосчитай и врозь его тянуть не давай, а если будут тянуть к себе прямо или косвенно, то таких нарушителей дисциплины расстреливай…».

К чему привело потакание «гунну» со стороны либералов и эсеров? К тому, что вслед за сломом государственности началось «молекулярное» разрушение и растаскивание всех систем жизнеобеспечения России, и она «погрузилась во мглу»:

Хлестнула дерзко за предел

Нас отравившая свобода.

Это и было причиной гибели массы людей. Расхожие суждения вошли в конфликт с чаяниями. Ленин, который умело и гибко стал с этим бороться, потому и был признан спасителем. Вот как видит Есенин его дело:

Того, кто спас нас, больше нет.

Его уж нет, а те, кто вживе,

А те, кого оставил он,

Страну в бушующем разливе

Должны заковывать в бетон.

Потакание стихии, «гунну» в человеке, есть для политика именно установка палача — палача страны и самих людей. Дело не только в прямых утратах, хотя и они велики328. Идет огромный откат в типе мышления, в навыках рассуждений, в отношении к образованию и созидательному порядку. А это — важная предпосылка для вымирания народа даже без прямого убийства. М.М.Пришвин записал 2 июля 1918 г.: «Есть у меня состояние подавленности оттого, что невежество народных масс стало действенным».

Да, невежество было велико и раньше, но до Февраля оно было сковано государством — оно не было действенным. Его раскрепостило и сделало активным и даже агрессивным именно кадетское и эсеровское Временное правительство. Его сразу после Октября начало загонять в подчиненное положение Советское государство329.

Ленин много сделал, чтобы гражданская война была закончена как можно быстрее и резко — без «хвостов». На это была направлена и военная стратегия мощных операций, и политика компромиссов и амнистий. Опыт многих стран показал, что часто гражданская война переходит в длительную «тлеющую» форму, и в этой форме, соединяясь с «молекулярным» насилием, наносит народу очень тяжелые травмы.

В целом гражданская война ленинского периода имела «два завершения» — решительную и резкую победу красных над белыми в Крыму и прекращение стихийного крестьянского сопротивления через переход к НЭПу. Это мы помним довольно четко, надо только задуматься над тем фактом, что завершение обеих войн было чистым. Это — вовсе не обычная и тривиальная в гражданских войнах вещь. Напротив, общим правилом является длительное изматывающее противостояние после номинального окончания войны330. У нас же все стали советскими людьми, и миллионы людей, служивших в Белой армии, как бы растворились.

Официальная мифология героизировала ту войну, и в тень ушли некоторые важные явления. К ним надо отнести суровые преследования советской власти против тех красных, которые затягивали боевые действия, когда белые уже склонялись к тому, чтобы разоружиться. Это называлось «красный бандитизм», о котором говорилось в гл. 3. В конце войны имели место судебные процессы против таких нарушителей общей политической линии (иногда под суд в полном составе шли городские партийные организации). Чтение документов о тех процессах поражает.