— Давай, позвони им! — предложил я. — Узнай, где они там!?
Отец позвонил. «МАЗ» уже тащился по левому берегу города.
— Ну, минут через сорок будут тут! — прикинул я вслух. — Пошли чистить снег, а то завалит совсем!
Мы взяли лопаты, и вышли на улицу. Снег под ногами азартно заскрипел. Изо рта повалил пар. «Да уже и все пятнадцать точно», — озадачился я, чтоб не замерзнуть заработал лопатой. Минут двадцать мы откидывали снег от склада и расчищали площадку под машину. Дорогу, ведущую к нашему складу, замело тоже. Я прошелся по ней, утопая по колено. «Не пройдет, и мы почистить не сможем», — понял я и вернулся к отцу.
— Он там не проедет, сядет точно, — сказал я.
Отец молчал, тяжело дышал, стоя опираясь на лопату.
— Нужен трактор, без него никак, — добавил я.
Зазвонил телефон.
Отец полез в карман, ответил на звонок, поговорил — машина подъехала и стояла снаружи у ворот базы. Мы оставили лопаты, и пошли туда. Знакомый «МАЗ» стоял на обочине. «Хорошо, хоть без прицепа», — мелькнуло в моей голове. Пассажирская дверь открылась, и из кабины вывалился Эдуард Дмитриевич в светло-коричневой дубленке, сером костюме и легких туфлях. Ноги его сразу ушли по колено в сугроб.
— Ох, ничего себе! Ё-мое!!! — выпучил глаза Эдуард Дмитриевич, став в тот момент для меня просто «Эдиком». — Вот это у вас погода, Рома!
— Так зима же, Эдик! — сказал я, рассмеявшись его реакции. — А как ты хотел!?
— Так у нас тоже зима! — обменялся тот рукопожатием со мной и отцом. — В Краснодаре сейчас плюс семь, а в Сочи вообще плюс шестнадцать!
Эдик выбрался из сугроба на ближайшее притоптанное место и начал дрыгать ногами, вытряхивая снег из туфель.
— Да я и вижу, приехал в летних туфельках и костюмчике легком! Хорошо хоть дубленку догадался одеть! — подшутил я.
— Да вот, Эдик, погода испортилась буквально пару часов назад, до этого тепло было, всего минус пять и без ветра. Очень тепло, — сказал отец.
— Да этот костюм мне подарили, двести долларов стоит! — в шутку, но явно хвалился Эдик. — Ну, что, Рома… Анатолий Васильевич, разгружаться надо.
— Да надо, — отец замялся и вздохнул, смутился, как обычно. — Только непонятно, проедете вы там или нет.
Эдик, втянув голову в поднятый воротник дубленки, стоял и смотрел то на отца, то на меня. Я уже сам начал подмерзать, он тем более.
Я предложил простое решение — сначала «МАЗ» заезжает на базу на любое уже расчищенное место, трактор чистит дорогу к нашему складу, и затем грузовик по очищенному подъезжает на выгрузку.
— Хорошо, давай так, — буркнул озябший Эдик и полез обратно в кабину греться.
Мы с отцом вернулись на базу, ее центральная дорога была уже свободна от снега.
Через пять минут «МАЗ» заехал на базу, я побежал к складу. Отец был там, откидывал лопатой снег. Трактор тарахтел где-то поблизости за соседним зданием. Лицо отца стало красным от мороза, будто покрылось неподвижной коркой. «Я, наверное, такой же сейчас», — подумал я и побежал на звук трактора. Неожиданно тот вынырнул из-за угла соседнего здания, и, пыжась от натуги, прогреб ковшом метров двадцать, сделав отвал снега. Отъехал назад, дал газу и пронесся по дороге, ведшей к нашему складу, разом расчистив ее, унесся прочь. Я обрадовался, схватил лопату и вместе с отцом быстро расчистил проезд от дороги к воротам нашего склада.
— Сколько времени? — произнес я с трудом, преодолевая замерзшую корку лица.
— Без десяти десять, — сказал отец.
— Сколько же сейчас градусов!? — удивился я. — Все двадцать!?
— Да, похоже на то, — отец смотрел на меня красным, как у вареного рака лицом. — Облаков совсем нет. Небо ясное. Будет еще холодать.
Я задрал голову вверх. Небо высыпало огромными звездами. «Точно к морозу, блин», — понял я, отгоняя мысли о теплой ванне и кровати. Снег почти перестал идти.
Через полчаса «МАЗ» уже стоял у нашего склада, раскрыв задние двери «сарая». Приступили к выгрузке. Я знал Эдика чуть больше трех месяцев, но уже понял главные особенности его характера — настырность, жуликоватость, хитрость и лень. Мороз имеет одно хорошее свойство — в холод начинают трудиться даже самые отъявленные лентяи. Едва я забрался в кузов, чтобы подавать коробки к краю, как Эдик тут же присоединился к отцу, схватил ближайшую коробку и поставил ее на поддон. Работа закипела и начала согревать. База затихла и опустела. Водитель, выдержав минут двадцать в остывающей кабине, присоединился к нам.
Эдик, пританцовывая со скрипом в тоненьких туфлях, выведал у меня, где можно купить сигареты и почти бегом скрылся в узком проходе меж складами. Я замер, втянул носом воздух — температура явно продолжала падать.
— Сколько же сейчас градусов? — посмотрел я на отца и водителя.
— Больше двадцати точно, — ответил отец клубами пара и шмыгнул носом.
— А времени сколько!? — выкрикнул я изнутри «сарая» не останавливаясь в работе.
— Полдвенадцатого, — глянул отец в окошко телефона, достал сигареты.
— Перекур? — сказал я.
Отец кивнул. Я полез за своими. Достал одну, предложил водителю.
— Не, я не курю! — замотал тот головой отчаянно.