— Сразу же куда-нибудь въедешь! Не надо! — категорично отмахнулся он, закинув ногу на ногу и откинувшись на диване.
— То есть сам будешь водить и дальше?
— Получается так! — хлопнул себя отец по бедрам, собираясь вставать. — Ладно, бесполезно с тобой разговаривать!
Напряжение оставалось, но ссора почти затухла, темы исчерпались.
— А чего ты тогда, как деляга, пришел и делиться начал!? — подлил я масла в огонь.
— Ты поосторожнее в выражениях, ты! — сцепил зубы отец, лицо его заострилось, глаза сузились и заблестели чистой злобой. — Попридержи язык, понял, сосунок!
Меня передернуло. Отец снова перешел к прямому оскорблению, получив тычок в чувствительную часть своего эго.
О! Уже «сосунок»! Все понятно, — отвернулся я от сверлящего взгляда и уставился в монитор, начав машинально и бесцельно кликать мышкой, качать головой, делая про себя неутешительные выводы. — Тогда нам больше не о чем разговаривать.
— Вот и сиди, играйся в свои игрушки, как малолетний дурачок! — бросил отец напоследок уже мне в спину, выходя из комнаты. Дверь снова хлопнула.
— И буду играть, — буркнул я спокойно, но внутри меня все бушевало. В который раз мое чувство обостренной справедливости не находило выход.
«Почему отец так сказал!? Зачем!? Ведь это неправда, что я не давал ему возможности изучить компьютер. Ну, ведь, ложь же! Он никогда не интересовался компьютером. НИКОГДА! Зачем же он так извратил факты, выставив меня в нехорошем свете!? И тут же отыграл назад, когда я предложил поменяться местами. Странно… Чего он хотел добиться? Хочешь учить компьютер? Пожалуйста! Не хочешь крутить баранку? Давай, я заменю! Мне несложно. Я знаю себя. Если надо для дела, то я готов выполнять любую работу. Зачем же уходить от темы разговора через обвинения меня в неспособности водить машину!? Как-то уж совсем нечестно и некрасиво. Хотя, если целью было всего лишь принизить меня и сказать гадость, то… Но ведь это ж мой отец! Зачем ему ТАК поступать со своим сыном!? Бред какой-то! Сколько помню с детства образ отца — самый честный, самый правильный, самый хороший, самый справедливый, самый… самый… отец в мире! Или я чего-то не замечал в нем!? Не знаю…»
Я продолжал кликать мышью и никак не мог успокоиться. Внутри ворочался и рос зверь несправедливости и заставлял сердце ходить ходуном, как поршень в цилиндре.
«Что не так!? Почему отец сознательно и явно идет на конфликт и прессинг меня!? Зачем не в первый раз и все обиднее переходит на личности!? Чего он добивается!?»
Каша из мыслей, как в центрифуге, крутилась в моей голове. Несколько минут я зло кликал мышкой, вышел из игры, выключил компьютер.
— Старый мудак, — буркнул я себе под нос, взял телефон и позвонил Вовке.
Следующие два дня мы трудились с отцом, общаясь только по рабочим вопросам. Он рулил и курил, пока мы катались по избитым маршрутам, я же, отвернувшись, кисло пялился в свое окно. И под конец пятницы мы снова разругались. И снова вдрызг!
Это случилось около восьми вечера. Все шло как обычно. Мы приехали в «Пере-свет» полседьмого — последняя точка, разгружаемся и домой. Я выскочил из машины и пошел в офис с накладными. Мы почти всегда приезжали в «Пересвет» под конец дня, к тому времени база полупустовала, выгрузка и сдача товара проходила быстро и спокойно. Я оформил документы, вышел из офиса, поднялся на рампу. Наша «газель» уже стояла подле нее с открытым бортом и откинутым кверху тентом. Отец сидел на лавке и курил, закинув ногу на ногу.
— Все, разгружаемся? — спросил он меня, устало потерев лоб и глаза.
— Да, разгружаемся! — кивнул я. — Че, где кладовщицы? Ты им говорил!?
— Нет, не ходил туда, — произнес отец.
— Хорошо! На, держи остатки, посмотри пока, я наверх! — сунул я отцу в руки два листа и нырнул в дверной проем на лестницу на второй этаж.
— Да я не вижу ничего тут без очков, шрифт мелкий, — донеслось сзади.
Наверху царила усталая тишина конца рабочего дня. Сказать откровенно, работа у кладовщиц в «Пересвете» была собачья. Покупатели и поставщики шли к ним в одни ворота. Целыми днями товар перемещался двумя параллельными потоками вверх и вниз. Кладовщицы едва успевали поесть по очереди в своей комнатке и иногда в минуты затишья спускались вниз, усаживались на ту самую лавку на рампе, чтобы перевести дух за сигаретой. При всем при этом они оказались тетками с добрыми характерами, и наше общение с ними быстро стало доверительным и приятельским.
— Давай, выставляй товар внизу, Ром, а я потом спущусь и там у тебя его приму, хорошо? — только и произнесла после приветствия усталая Г аля, увидев меня.
Я кивнул, вернулся на рампу, нырнул под тент «газели» и за десять минут выкинул весь товар из кузова. Как раз подошел грузчик, за которым успел сходить отец. Из склада спустилась Галя, поздоровалась с отцом, подсела рядом на лавку, закурила и стала «кры-жить» накладную — отмечать галочками позиции и количество в ней.
— Все верно, — сказала она, расписалась в накладной и протянула ее мне. — На, печать наверху поставишь тогда, ладно, Ромчик?