Она помнила, что маман непостоянна в своих предпочтениях и ее всегда окружали мужчины, разные и по внутреннему содержанию, и по внешнему лоску. Но каждый из них задерживался ровно настолько долго, пока обожал мать и превращал все ее недостатки в достоинства. После первого, даже аккуратно высказанного недовольства мужчины, как правило, надолго не задерживались. Но! Дрозд не могла вспомнить ни единого раза, чтобы речь зашла о замужестве. Теперь она точно уверилась, что у матери долгая душевная связь с ее, Виталины, бывшим супругом. Вероятно, еще со времен его аспирантуры. Да, возможно, не такая проникновенная во всех смыслах, которая представилась ей в первый раз, когда она узнала, что ее бывший муж съехался с ее матерью. Наверняка тогда все было довольно платонически. И мать свела их и познакомила поначалу как научного руководителя и его магистрантку. Но Дрозд, хотя и была всего лишь бакалавром психологии, теперь осознавала, что матушка хотела реализовать свое либидо в отношении Виталика через нее, свою дочь. А Виталик – свое к ее матери, но через дочернее тело.
При всем при этом Виталина, как ни странно, не чувствовала обиды, она испытывала облегчение, что избавилась и от одной, и от другого. Пока… пока разговор не зашел о том, что теперь хотят стереть из памяти ее детство. Забрать квартиру. И забыть, что она все-таки дочь. И все-таки бывшая жена.
– За что бы я их убила, будь я маньяком? – почти вслух подумала следователь.
Виталика она не ревновала. Пыталась заставить себя почувствовать ревность, но ничего даже отдаленно похожего не испытала. Для нее он был жалок, многоречив и ни на что не способен. Старший преподаватель на кафедре, который неприкрыто бросал студенткам свои откровения, как языком, так и взглядом, – и все. Мужское начало у него было привито и искусственно. Он носил его в голове и при малейшей опасности сбрасывал, как ящерица хвост. Потом оно у него отрастало заново, но так же заново и оставалось в зубах хищной жизни, когда та хотела есть.
Маман? Для Виталины она была смешной. Теперь. Потому что жалеть ее было не за что. Раньше, в зависимости от собственного возраста, у Дрозд к ней было разное отношение. Поначалу в чувстве дочерней любви была абсолютная вера в правильность материнских поступков. Это часто проявлялось в подражательстве. Ее мать всегда была нарочито женственна, но не как заботливая хранительница чьего-то эго, а как покровительница желаний каждого. Виталина часто представляла себе мать властной королевой, которая повелевает и которой все поклоняются.
Она знала, как однажды воспитатель элитного детского сада, который посещала маленькая Виталина, высказала ее матери недовольство или, скорее, недопонимание из-за отношения девочки к детям в группе. Педагог определила ее поведение словом «надменность». Вероятно, мать объяснила ей, как нужно правильно воспитывать девочек. К тому времени она еще не была даже кандидатом психологических наук, но умело ставила на место всех конкурентов. Воспитатель получила бесплатную сессию в роли жертвы. С Виталиной мать объяснилась кратко и в конце монолога просто попросила быть со сверстниками «помягче».
– Ведь ты еще не королева, а пока только принцесса, – сказала она.
Дальше Виталина взрослела и начала замечать, что мать стала все чаще на нее раздражаться. Ее недовольство проявлялось во всем. Она кривилась при виде дочери. Могла отругать ее за тупость и лень, когда она в свои тринадцать зависала в ICQ. Однажды швырнула в нее телефоном за то, что Виталина упрямо не хотела понимать наставления матери. Дрозд уже не помнила, чего они касались, но отчетливо помнила, как Simens A35, телефон, который уже не существует в природе и мало кто сразу воспроизведет с ходу в памяти, как он выглядел, прилетел ей в лоб. Было больно, осталась шишка и страх. Что поделать? Когда твой родитель копается в психологии, он может позволить себе в здравом уме сделать то, что другой не сделает спьяну. Издержки профессии. От телефона отлетела крышка и батарея, но он заработал в прежнем режиме, когда Виталина покорно собрала его части и вернула матери. Из обожаемой принцессы девочка постепенно превращалась в услужливую челядь.
Еще, конечно, мужчины. У матери было несколько продолжительных романов. Самый длинный – два года. Ни один поклонник матери не смотрел Виталине в глаза. Разве что мельком, словно на предмет мебели. Для них всех была только одна королева. Мать умела достать из глубины каждого своего поклонника то, за что с легкостью держала настолько долго, насколько хотелось ей.
Правда, с возрастом ее романы мельчали. Волны превращались в рябь. Поклонники становились все более болтливыми, нарочито угодливыми, в них терялся внутренний смысл, но они все так же не смотрели на Виталину, а в конце концов они превратились в Виталика.