Манифест персонализма

Когда мы утверждаем, что личность является в некотором роде абсолютным началом, это еще не значит, что она и есть Абсолют; еще в меньшей степени мы провозглашаем абсолютность юридического индивида, как это делается в Декларации прав человека^{11}. Сообщество, понимаемое как интеграция личностей в единое целое при сохранении призвания каждой из них, является для нас, как это будет показано ниже, реальностью, то есть ценностью, приблизительно столь же основополагающей, что и личность.

И мы знаем, что ныне сообщество уже стало не менее известным и не менее подверженным опасности, чем личность. Если говорить кратко, то наша мысль состоит в следующем:

1. Личность никогда не может служить в качестве средства ни коллектива, ни другой личности.

2. Не существует безличного духа, безличного события, безличной ценности или безличной судьбы. Безличное — это материя, а любое сообщество является личностью личностей, в противном случае — это всего лишь число или сила, то есть материя[20]. Духовное равно личностному.

3. Следовательно, не считая исключительных обстоятельств, когда зло можно обуздать только силой, всякий строй, который фактически или в правовом порядке рассматривает личности в качестве взаимозаменяемых объектов, насильно объединяет их или принуждает действовать вопреки призванию человека, своеобразному для каждого из них, или же навязывает такое призвание извне посредством тирании или возведенного в закон морализирования, этого источника конформизма и лицемерия, всякий подобный строй подлежит осуждению.

4. Общество, то есть законный социально-юридический и экономический строй, не имеет своей задачей подчинить себе личность или взять на себя ответственность за развитие и осуществление ее призвания; его предназначение — обеспечить личностям прежде всего самостоятельность, защищенность, условия для свободного самопроявления и досуга, что позволит им понять это призвание при. полной духовной свободе; помочь им без всякого принуждения, с помощью воспитания, избавиться от всякого рода конформизма и ошибочных ориентации; с помощью налаженного социально-экономического организма дать им материальные средства, которые, собственно, необходимы для развития этого призвания (за исключением особых случаев героических призваний). Необходимо уточнить, что эта помощь должна оказываться всем без исключения, что она должна быть ненавязчивой (мы оставляем в стороне тот ее аспект, где предусматриваются механизмы материального принуждения, где она может быть связана с возникновением несправедливости, проистекающей из свободы отдельных личностей). Личность сама делает свою судьбу: никто другой, — ни человек, ни коллектив, — не могут ее в этом заменить.

Эти требования не носят исключительно негативного характера. Речь идет не о том, чтобы потребовать от того или иного строя, чтобы он работал на благо каждого человека. Недостаточно устранить очевидную тиранию, о которой речь идет в светской хронике или политическом справочнике, чтобы дать отпор скрытой, незаметной тирании, прикрывающейся коллективным энтузиазмом. Этому требованию должна отвечать деятельность социального организма в целом; соответственно одни и те же технические рецепты будут иметь различный смысл в зависимости от того, лежит ли этот принцип в их основе или нет. Для этого необходимо осуществить настоящую перестройку человека; самые лучшие институты могут служить самому худшему, если работающие в них люди не примут такое преобразование в качестве принципа собственной жизни.

Но что такое моя личность?

Личность — не есть индивид. Мы называем индивидом распыление личности и ее удовлетворенность таким потерянным состоянием. Мой индивид — это неопределенный, непостоянный образ, создаваемый многократной сменой различных персонажей, в которые я погружен, внутри которых я распыляюсь и ускользаю от себя. Мой индивид — это неутолимое наслаждение таким распылением, кровосмесительная любовь к моим собственным особенностям, к дорогому мне разбуханию, которое не интересует никого, кроме меня. Это также паника, которая охватывает меня при малейшей мысли о том, что вдруг я потеряю все это; это зона безопасности и эгоизма, которые возводят разнообразные укрепления вокруг себя, чтобы обеспечить себе недосягаемость, защитить против возможной любви. Наконец, это изменчивая или вызывающая агрессивность, которой я вооружаю индивида, претенциозность, возведенная в ранг самосознания, юридическое и в то же время метафизическое его освящение, которое на Западе было записано в Декларации прав человека[21] и кодексе Наполеона^{12}.