С персоналистской точки зрения все различия между германским верховенством нации, латинским верховенством государства, либеральным этатизмом, «служащим» нации, политической диктатурой пролетариата, «служащей» пролетарской нации, стираются. Эти различные варианты этатизма развешивают различные идеологические вывески вокруг одной лукавой реальности, которая восходит к социальной патологии: развитию раковой опухоли государства на теле всех современных наций, какова бы ни была их политическая форма. Когда же сверх того это государство-нация смыкается с экономикой, поддерживая капитализм или выступая против него, говоря в пользу демократии или против нее, оно становится самой страшной опасностью, с которой персонализм должен будет открыто бороться на политической арене.
Ни одна усредненная концепция не может с достаточной силой бороться с той тяжкой формой угнетения, которая постепенно распространяется на все народы, сбитые с толку и ослабленные скудной пищей либеральной цивилизации. Только идея о живой мистике целостного человека способна стимулировать ныне ставшую безотлагательной героическую оборону вокруг последних частично уцелевших его зон. Следовательно, будем двигаться от основания.
Политическая действительность складывается из личностей, которые пытаются воплотить в жизнь свои общественные устремления, и обществ, то есть группировок людей, объединившихся в поиске определенной человеческой цели или простой чувственной или духовной близости.
Родина, описанная выше, является первичным, инстинктивным из всех обществ. Она стоит выше экономических, культурных и духовных обществ.
Нация — это объединение различных спонтанно образованных союзов личностей, живое единство, имеющее общие исторические и культурные традиции, хотя и выражаемые в разнообразных формах, но обладающие силой универсальности. Очевидно, что подобное единство создано из разнородных элементов, а не из кристаллически чистых реальностей: внизу нее находится множество обществ, которыми она должна не руководить, а поддерживать в бодром состоянии; сверху она является пусть еще и не сообществом в полном смысле слова, но, по меньшей мере, уже общностным объединением, гибкой и живой связью между духовной универсальностью, достичь которой и быть носителем которой может только личность как таковая, и обществами материального порядка, которые окружают и удерживают у себя индивида.
Выше родины и нации мы ставим приоритет персоналистского духовного сообщества, образованного личностями, которое реализуется более или менее совершенным образом чаще всего в небольших масштабах, но остается отдаленным образцом для всего социального развития.
Государство не является духовным сообществом, коллективной личностью в собственном смысле слова[152]. Оно не стоит выше ни родины, ни нации, ни уж тем более личности. Оно является орудием, служащим обществам, а через них, и если необходимо — вопреки им, служащим личностям. Это искусственно созданное, подчиненное, но необходимое орудие.
Если бы личности и общества плыли по течению, они погрязли бы в анархии из-за разлагающей силы индивидуализма и давления материальной необходимости. Оптимизм либерального индивидуализма и анархистский утопизм опираются только на упрощенное понимание личности. Необходимо последнее средство, чтобы осуществлять арбитраж конфликтов между личностями и индивидами: таким средством является юрисдикция государства. Более того, когда некоторое число этих обществ демонстрируют общую национальную волю, государство охраняет их безопасность.
Но государство играет не только эту негативную роль. Личности стремятся осуществить себя в различных обществах. Эти общества нередко действуют разрозненно, несогласованно, их средства ограниченны. Государство, как слуга личностей, имеет своей функцией предоставление в распоряжение этим инициативам механизмов взаимосвязи, которые будут облегчать их усилия. И здесь следует остерегаться двух опасностей.