Манящий запах жареной картошки

Первые дни она порхала как бабочка. Составила список, наметила кучу дел. В первую очередь решила сходить в книжный магазин и купить новые книги. Привезла целую связку. Расставила по полкам. Несколько раз порывалась открыть, но читать не могла. Или засыпала, или шла в кухню и начинала что-нибудь есть. Или пила чай. И книги-то ведь были такие, что ей давно хотелось прочитать. И даже был среди них томик Эдгара По, которого так варварски спустили мальчишки с балкона, но и это не помогло. В голову ничего не лезло. Она пошла в театр, спектакль показался пустым. В Третьяковскую галерею — все надоело. Ей казалось, что портреты великих ухмыляются ей прямо в лицо. Мысль о том, что нужно куда-то пристроиться на работу, была ужасно противна. Раньше она умела хорошо печатать на машинке. Теперь пальцы совершенно не двигались, не слушались ее. Она как-то даже хотела было выброситься из окна, но квартира располагалась на втором этаже, и Ниночка побоялась, что не сможет насмерть разбиться. Подняться же наверх, на крышу, у нее не хватило сил. Запас денег уже иссякал, а она все не хотела и не могла на что-нибудь решиться. Днем она безвылазно сидела дома, вечером иногда выходила гулять. В угловом доме, недалеко, открылся большой ресторан. К подъезду подъезжали машины, швейцар открывал дверь, из огромной стеклянной пасти вырывалась музыка. Когда она бывала в ресторанах с Филом, ей казалось, что она попусту растрачивает свою жизнь. Фил зыркал взглядом по сторонам, оценивая незнакомых женщин, потом, как правило, напивался. Теперь времени было довольно, но настоящая жизнь так и не приходила. И ей захотелось ресторанной еды. Музыки, танцев, бокала вина.

«Нет в мире совершенства», — вздыхала она. К матери она тоже заходила редко. Маргарита Сергеевна стала раздражать ее своим неиссякаемым оптимизмом. «Зачем, к чему она так бодрится? — спрашивала себя Ниночка. — Кому это все надо?»

Сережа не оставлял ее. Заходил, иногда с цветами. Три вялые гвоздики ставились в вазу, а Сережа водружался на кухне и говорил часами. Упиваясь собственными рассуждениями, он обычно съедал все конфеты и печенье, какие были в доме. Ночевать его Ниночка не оставляла. Он сделал ей предложение.

— Не судьба, — короток был ее ответ. И Сережа с этим быстро смирился, не обиделся и продолжал так же часто заходить, болтать и поглощать сладости. Крошки застревали в козлиной бородке, которую он отпустил.

Однажды вечером раздался телефонный звонок.

— Алло? — Она взяла трубку и подумала, что кто-то ошибся номером. Близнецы не очень-то баловали ее теперь своим вниманием, а у матери как раз шел мексиканский телесериал. Маргарита Сергеевна в это время никогда не звонила.

— Нинок! От кого прячешься? — раздался в трубке хрипловатый, чуть насмешливый голос. Это был Ник.

— Я не прячусь, — ответила Нина, — просто у нас теперь разные интересы.

— Интересы зависят от нас самих, — глубокомысленно произнес Ник. — У меня к тебе дело. Я могу заехать прямо сейчас.

— Если дело — давай, — вяло согласилась Нина. — Бери ручку, пиши адрес…

— Адрес твой у меня есть.

— Откуда? От мамы?

— Без мамы, что ли, я не могу разобраться? Или в милиции у меня никого нет? Через пару минут взял адрес твоей новой хаты, вот звоню, уже подъезжаю. Сейчас припаркуюсь, открывай дверь. Да не хлопочи, у меня все с собой!

Хлопотать она и так бы не стала. В холодильнике лежал пакет с печеньем на всякий случай, для Сергея, да половинка плавленого сырка.

— К черту на кулички забралась! — первое, что сказал Ник вместо приветствия, снимая в коридоре куртку и по старой советской привычке обувь. — На тебя наехали, что ли?

— Проходи, — сказала она. — А ботинки надень. Тапок твоего размера у меня нет.

— Нет, в натуре, что происходит? — удивленно взирал Ник на остатки былой роскоши в крохотной комнате. Букет роз и два пакета с чем-то тяжелым он грохнул на стол в кухне. — Говори, когда наехали! Святое дело, еще все вернем!

— Ты не волнуйся, никто не наехал. Я сделала все сама. Садись! — Она подвинула ему стул.

— Ну, ты, блин, даешь! После той хаты очутиться здесь… — Он в недоумении обвел взглядом стены. Мебель она поделила между близнецами. Из большого гостиного гарнитура она оставила себе два книжных шкафа. Кроме них, в комнате стояли тахта и торшер. А в углу китайская ваза. Парную к ней как-то во время пьяного дебоша расколошматил Фил. Эту Ниночка оставила себе на память.

— А где у тебя телевизор? — спросил Ник, оглядываясь.

— А я оба телевизора отдала близнецам. Мне он не нужен. Орет только, а смотреть нечего. — Тут она покривила душой. Маленький телевизор она как раз собиралась купить. Это она раньше думала, что может прожить без него. А теперь, когда она ничем не могла себя занять, он, может быть, пришелся бы кстати.

Ник держался, как подобает старому другу семьи. Нашел в кухне две рюмки, раскрыл принесенные пакеты, достал хороший французский коньяк, нарезал лимончик, сыр, колбасу, открыл коробку конфет, насыпал орешки.

— Ну, Нинок, дернем!

Они дернули. Сначала по первой, потом по второй…

— Теперь рассказывай!