Манящая тайна

— Потому что испугалась той женщины, в которую превратилась бы, если бы этого не сделала.

Он кивнул.

— А еще почему?

— Потому что боялась, что если снова спрячусь, то рано или поздно меня все равно отыщут.

— А еще? — снова спросил он.

— Потому что устала жить в тени. Погубила я себя сегодня или нет, — зато я смогу жить при свете.

Он поцеловал ее, завладев ее губами в долгой, томительной ласке. Руки же его скользили по ее спине, оставляя жаркий след.

Когда же поцелуй наконец прервался, он прижался лбом к ее лбу и спросил так тихо, что Мара его едва расслышала:

— А почему еще?

Она закрыла глаза, наслаждаясь его близостью, мечтая жить в его объятиях вечно.

— Потому что ты всего этого не заслужил.

Темпл покачал головой:

— Нет, не поэтому.

Мара тяжело вздохнула.

— Потому что я не хотела потерять тебя.

Он кивнул.

— Ну… а еще почему?

«Он знает, — промелькнуло у Мары. — Он просит лишь, чтобы я сказала об этом вслух. Чтобы перепрыгнула пропасть, нас разделяющую».

Собравшись с духом, Мара проговорила:

— Потому что каким-то образом, несмотря на все это… — Она замолчала, понимая, что если произнесет эти слова, то изменит все. Усложнит все до предела. — Уильям, ты… твое счастье… твои желания — это для меня важнее всего на свете.

А мысленно она повторяла: «Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя».

Наверное, он услышал ее мысли. Потому что вдруг встал, одним движением подхватил ее на руки и понес к кровати.

Глава 18

Она никогда не чувствовала, чтобы ею так дорожили, как в этот раз, у его кровати — ею, Марой Лоув, одетой в шелк, все еще разгоряченной его прикосновениями и обещанием того, что грядет.

Его пальцы, скользнувшие по ее щеке, по губам, по шее, замерли на лихорадочно бьющейся жилке. Потом он провел пальцами по ее груди, а пылающие черные глаза пристально посмотрели на нее.

— Мне остановиться?

— Нет, — мгновенно ответила Мара.

Пусть продолжит.

Пусть не останавливается.

Никогда.

— Я не сделаю тебе больно, — сказал он.

Мара же вдруг подумала: «Интересно, сколько раз ему приходилось говорить это другим женщинам, даже просто стоявшим рядом с герцогом-убийцей?»

— Я знаю, — ответила Мара. Она запустила пальцы ему в волосы и прошептала ему в губы: — Я знаю, что… — притянула голову к себе, — ты никогда не сделаешь мне больно.

Темпл застонал от желания и, обвивая здоровой рукой ее талию, крепко прижал к себе. Прошептав ее имя, он впился в ее губы жарким поцелуем, еще более страстным, чем все прежние. Прежние казались реками искушения, а этот был океаном обещания. И он был совершенно восхитительным.

И казалось, что его рука была везде — сплошной сладострастный грех; но и ее руки не отставали, скользили по шерсти сюртука, забирались в его волосы, притягивали все ближе и ближе. Мара пылко отвечала на поцелуй и не останавливалась до тех пор, пока Темпл не застонал от наслаждения и не отпрянул, оставив ее хватать ртом воздух и отчаянно желать продолжения.

— Нет, — шепнул он и повернул Мару спиной к себе. После чего тотчас же взялся за застежки ее платья — стал расстегивать пуговки и развязывать шнурки.

— Быстрее!.. — выдохнула она. — Поспеши!..

Пуговки упорно не поддавались. А может быть, Темпл просто решил расстегивать их столь неспешно.

— Не торопи меня, — прошептал он ей в ушко, и от его дыхания ее охватила дрожь предвкушения. — Мне нужна вся ночь. У нас вся ночь впереди, — добавил он, поцеловав ее в плечо.

Наконец лиф был расстегнут, и Мара машинально прижала его к груди. Темпл взял ее за руку, поцеловал ладонь и прикусил подушечку указательного пальца. Платье тотчас упало на пол, и он увидел тонкую сорочку и красивый корсет. Желание тут же вспыхнуло с новой силой — жаркое и неукротимое.

— Я хочу тебя… — прохрипел он.

Мара вздохнула. Конечно, она понимала, что потом, после этого, ничего не будет. Но сегодняшняя ночь принадлежала им, а Темпл сумеет заставить ее позабыть обо всем. Завтра они вернутся каждый к своей жизни, он — к той, по которой так долго тосковал, она же — к той, которую давно заслужила.

Тут герцог положил ее руки на прикроватный столбик и оставил так стоять, пока сам расшнуровывал корсет. Пальцы ловко расплетали шелковые шнурки, растягивали их — и вот уже корсет тоже упал к ее ногам, а следом полетела шелковая сорочка.

Теперь она стояла нагая, в одних чулках, купленных им, тех самых, которые, как ей мечталось (хотя она отчаянно пыталась отогнать эту мысль), он будет с нее снимать. А его руки, эти чудесные руки, которые она полюбила за нежность и силу, скользили по ее обнаженной коже; губы же прильнули к плечу.

Горячие руки. Вернее рука. Всегда одна рука. Здоровая.

Мара повернулась к нему.

— Подожди, Уильям.

Он замер, потому что она его попросила. И за это Мара готова была полюбить его еще сильнее. Она поднесла его больную руку к губам и поцеловала костяшки пальцев. А он смотрел на нее глазами, потемневшими от страсти. Но во взгляде его… чего-то не хватало. Возможно, она бы этого не заметила, если бы не смотрела так внимательно.

«Он этой рукой ничего не чувствует!» — воскликнула она мысленно.