Манящая бездна ада. Повести и рассказы

«Я пригласил его сесть, думая о вас, друзья мои, и не вполне уверенный, что это он. Я откинулся в кресле, предложил ему кофе, не торопясь с ответом и извинившись, — надо, мол, подписать несколько документов. Но когда я почувствовал, что моя беспричинная антипатия рассеивается и ее сменяют любопытство и какая-то непонятная зависть, когда осознал, что его поведение, которое кто-нибудь счел бы дерзостью или наглостью, может быть чем-то иным, редкостным, почти волшебным из-за своей необычности, лишь тогда я убедился, что мой гость это тот самый парень в желтой рубашке и с розочкой в петлице, которого мы видели в дождливый вечер на тротуаре перед „Универсалем“. Не отказываясь от своей антипатии, я хочу сказать следующее: это человек, отродясь убежденный в том, что самое главное — это жить, и, следовательно, убежденный, что все, что помогает его жизни, важно, благородно и достойно. Я ответил, что за пятьдесят песо — тариф для друзей — я могу ему сказать, с точностью до нескольких месяцев, какое наказание ему грозит от законов, прокуроров и судей. И что я могу попытаться избавить его от этого наказания. Я хотел его выслушать и прежде всего получить эту зеленую бумажку, которую он рассеянно вертел в руке, словно был уверен, что такому человеку, как я, достаточно ее показать.

Наконец он развернул купюру и положил ее на письменный стол — я сунул ее в бумажник, и мы с минуту поговорили о Санта-Марии, о здешней природе и климате. Он поведал мне историю с письмом для Латорре и спросил, может ли он остаться жить в шале на берегу — то есть, конечно, он и она, такая молоденькая и в положении, — несмотря на разрыв со Шпехтом и на то, что договор об аренде был, как он выразился, только устным контрактом.

Немного подумав, я решил сказать, что такая возможность есть, — подробно объяснил его права, приведя параграфы и даты законов, юридические казусы. Посоветовал ему внести в суд как залог соответствующую сумму арендной платы и просить вызвать Шпехта для оформления существующего фактического контракта.

Я видел, что мой совет понравился, он одобрительно кивал с легкой улыбкой удовлетворения, будто слушал любимую и хорошо исполняемую далекую музыку. Одну-две фразы попросил повторить, извиняясь, что не вполне понял. Но, к сожалению, ничего больше — никакого искреннего восхищения, ни выражений благодарности. Ибо когда я прервал наступившую паузу и сонным голосом сказал ему, что все вышеизложенное точно соответствует юридической теории, применимой в данном случае, но в грязной практике сантамарианцев Шпехту достаточно поговорить по телефону с начальником полиции, чтобы он и его молодая супруга, ожидающая ребенка, были препровождены из шале в какой-нибудь населенный пункт на расстоянии двух лиг от городской черты, он рассмеялся, словно я его лучший друг, решивший изрядно пошутить. Он так развеселился, что я вынул было бумажник, намереваясь вернуть ему пятьдесят песо. Однако он на это не клюнул. Достал из переднего кармана брюк золотые часики, которые когда-то назывались ch^atelaine,[24] и посетовал, что у него есть неотложные дела, к тому же, мол, он неуверен, последует ли когда-нибудь за нашей деловой беседой истинно дружеский разговор. Я крепко пожал ему руку, думая, что обязан ему чем-то более важным, чем пятьдесят песо, которые у него выманил».

5

Потом они исчезли, кто-то видел их на субботних экскурсиях членов Коммерческого клуба, потом опять о них ничего не было слышно, как вдруг они объявились в Лас-Касуаринас.

Опять совсем близко от нас, и на сей раз тут пахло скандалом. Близко, ибо Гиньясу был адвокатом доньи Мины Фрага, владелицы Лас-Касуаринас; я же навещал ее, когда доктора Рамиреса не было в городе, а Ланса прошлой зимой шлифовал некролог, озаглавленный «Донья Эрминия Фрага», колонку в семь сантиметров, скорбную, хотя и двусмысленную, где превозносились главным образом сельскохозяйственные достижения покойного отца доньи Мины.

А пахло скандалом потому, что донья Мина в период между отрочеством и двадцатью годами три раза убегала из дому. В первый раз с пеоном из поместья, и старик Фрага пригнал ее обратно плеткой, — как гласит легенда, говорящая вдобавок о смерти соблазнителя, его поспешном погребении и о взятке комиссару полиции, — и было это в 1911 году. Затем она сбежала, увязавшись за цирковым фокусником, вполне довольным своей профессией и своей женой. По требованию фокусника ее доставила домой полиция. И еще раз сбежала в дни переворота 1916 года[25] с продавцом лекарств для животных, — усатый, решительный щеголь изрядно поживился за счет старика Фраги. Последнее отсутствие было самым продолжительным, и возвратилась она сама, никто ее не искал и не привозил домой.