Маньяки

Я хватаю ртом воздух и вскакиваю с кровати, голова у меня уже начинает кружиться. Какого хрена он мне только что дал? Рогипнол? Или что-то гораздо худшее?

Дверная ручка дергается, и мои глаза вылезают из орбит, ужас обрушивается на меня дождем. Я слышу глубокие нотки голоса Джованни и мчусь через комнату, хлопаю дверью собственной ванной и утыкаюсь лицом в унитаз, заставляя то дерьмо, которое я только что проглотила, выйти обратно. Одно дело, когда тебя накачивают наркотиками и насилуют, но не иметь возможности дать отпор… черт возьми, нет.

Сильные приступы рвоты овладевают моим телом, когда я засовываю пальцы в горло, заставляя его сократиться, слушая звук ключа, поворачивающегося в замке.

Блядь. БЛЯДЬ. БЛЯДЬ. БЛЯДЬ.

Меня рвет снова и снова, мое тело быстро слабеет с каждой секундой. Что бы он мне ни дал, оно быстро растворяется в моем теле, и я могу только предположить, что это что-то гораздо хуже, чем рогипнол.

Шатаясь, я поднимаюсь на ноги, падаю вперед и ударяюсь о кафельную стену ванной. Голова кружится, тело становится все слабее и слабее. Я переставляю ноги, и снова спотыкаюсь, едва удерживаясь за вешалку для полотенец, чтобы не упасть.

Я выхожу в спальню, и мои глаза расширяются, когда я вижу Джованни, стоящего передо мной с кривой ухмылкой на лице.

— Теперь ты моя, Шейн. Нет смысла сопротивляться.

Я напрягаюсь, но иду вперед, полная решимости бороться изо всех сил.

— Я никогда не буду твоей, — выплевываю я, срывая кольцо со своего пальца и швыряя его в его глупую физиономию, по инерции моих движений я падаю на пол, мои исцарапанные колени ударяются о плюшевый ковер. — Ты никогда не будешь таким, как они. Никогда.

Джованни смеется и шагает ко мне, мой страх кричит мне встать и бежать, но мое тело слишком тяжелое. Я напрягаюсь, чтобы встать, но я терплю неудачу с каждой попыткой. Джованни запускает руку в мои волосы, закручивает их вокруг запястья, а затем сильно дергает и тащит меня через всю комнату.

Боль разрывает мне кожу головы, и я отчаянно сжимаю его руку, впиваясь ногтями в его кожу, отчаянно пытаясь унять боль.

— Ты боец, — говорит он с нездоровой гордостью, смех переполняет его грудь. — Мне это нравится. Фелисити была слишком податливой, слишком покорной. Одна моя угроза — и она уже лежала на моей кровати, практически умоляя об этом. Она была гребаной шлюхой, но она выполнила свою задачу. У меня есть мой сын, солдат, которого я должен слепить по своему образу и подобию, но одного солдата недостаточно. Мне нужна гребаная армия.

Он поднимает меня с пола и бросает поперек кровати так легко, словно я всего лишь мягкая игрушка. Я падаю на мокрый матрас, и делаю все, что в моих силах, чтобы отползти подальше, разозленная тем, как легко мое тело поддалось его наркотикам.

— Не прикасайся ко мне, черт возьми.

Джованни смеется, медленно подходя все ближе и ближе.

— Ты моя жена, — говорит он, ядовито выплевывая последнее слово. — И каким бы я был мужем, если бы не трахал тебя до тех пор, пока ты не закричишь?

Я сопротивляясь, пытаясь приподняться на матрасе, но терпит неудачу снова и снова. Я никогда не чувствовала себя такой слабой и жалкой. Подкрадывается сонливость, и слеза скатывается по моей щеке. Пройдет совсем немного времени, и я больше не смогу бороться, мое тело сдастся, и я потеряю сознание, уступая каждому его больному, извращенному желанию.

Он подходит к краю кровати, наблюдая за мной, как лев за раненой птицей.

— Это ненадолго, Шейн, — бормочет он, его голос становится глубже… холоднее. — Сдайся. Отдайся мне.

Я качаю головой, мои челюсти сжимаются, слезы текут еще сильнее.

— Я не принадлежу тебе.

Джованни смеется.

— Очень хорошо, — говорит он, обходя мою кровать сбоку. Я слежу за каждым его шагом, с трудом сглатывая комок в горле и задыхаясь, когда лезвие блестит на свету. Он сжимает мою руку, и у меня даже нет сил отстраниться. Кончик лезвия прижимается к моей коже, высоко на внутренней стороне руки. — Сопротивляйся мне, и мои сыновья понесут наказание, — говорит он. — Сделай то, что от тебя требуется, и я, возможно, даже сохраню их жалкие жизни.

— Они скорее умрут, чем позволят тебе забрать то, что принадлежит им.

Джованни рычит, его хватка крепче сжимает мою руку.

— ТЫ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ.

Мои глаза расширяются от страха, и как раз в тот момент, когда его лицо кривится в злобной ухмылке, кончик лезвия впивается в мою кожу. Я пытаюсь закричать, но крик так и не вырывается, а с моих губ срывается лишь жалкое хныканье. Все, что я могу делать, это смотреть, как острое лезвие скользит по внутренней стороне моей руки. Джованни отстраняется, а затем снова вонзает лезвие, как будто что-то ищет.

— Ага, — заявляет он, впиваясь пальцами прямо в мою открытую рану. Он резко дергает, и на этот раз крик вырывается из моего горла, как у гребаного моряка. В его пальцах появляется маленький стержень, и я быстро понимаю, что это мой противозачаточный имплант. — Тебе это не понадобится, — смеется он, перекидывая его через плечо и позволяя крови стекать по моей руке на мокрую кровать.