Маньяк по вызову

Я ненадолго забежала домой, чтобы захватить кое-что из одежды, раз уж мое пребывание у Нинон затягивалось на неопределенное время. Между прочим, я положила в сумку купальник, чтобы, пользуясь случаем, хоть немного позагорать. Да, чуть не забыла, в прихожей на тумбочке лежало для меня письмо. Из Барнаула. Я сразу сообразила от кого: от двоюродной племянницы моего бывшего мужа (подумать только, все у меня бывшие: и муж, и любовник), той самой девчушки, что поздравляла меня со всеми праздниками, вплоть до Дня Конституции, обращаясь ко мне «дорогая тетя Женя» и подписываясь «Светик».

Усмехнувшись, я распечатала письмо и наскоро пробежала его глазами. То, что я из него узнала, повергло меня в некоторое смятение. Во-первых, я с удивлением уяснила, что «Светик», обладавшая круглым детским почерком, полтора месяца назад окончила школу, во-вторых, что эта самая двоюродная племянница зачем-то собиралась в Москву и спрашивала, может ли она остановиться у меня. Только этого мне и не хватало! В конце концов, почему бы этой девице не обратиться с такой трогательной просьбой к своему дядюшке, который тоже живет в Москве и, между прочим, в отличие от меня, не в коммуналке, а в отдельной квартире?

Я распалила себя до такой степени, что даже решилась позвонить Ивану, чего не делала ни разу с самого нашего развода, хотя он и оставил мне свой телефонный номер. Пожалуй, пришел момент воспользоваться его любезностью. Уже кончив крутить телефонный диск, я сообразила, что Ивана я вряд ли застану дома в такое время — наверняка он на работе.

Мои опасения подтвердились умилительным детским голоском, громко сказавшим в трубку:

— Але, але!

Я даже трубку от уха отодвинула и растерянно спросила:

— Девочка, а папа дома?

— Я не девочка, а мальчик, — обиженно произнесла трубка, потом в нашу беседу вмешался женский голос, который спросил: «С кем ты там разговариваешь?» Затем, судя по шорохам и шумам, последовала непродолжительная борьба за трубку, завершившаяся традиционным: «Але, кто говорит?».

Я догадалась, что это жена моего бывшего мужа, и чуть малодушно не бросила трубку, но в последний момент все-таки решилась:

— Могу я поговорить с Иваном? — Женский голос не сразу, а после короткой паузы ответил мне встречным вопросом:

— А кто его спрашивает?

— Бывшая жена, — пошла я ва-банк, заранее уверенная, что совершенно напрасно позвонила. Даже если Иван и дома, никто мне его не позовет.

Однако, вопреки моим ожиданиям, Иван не только находился дома, но и был незамедлительно приглашен к телефону.

— Жень, ты, что ли? — услышала я его слегка заспанный басок. — Что-нибудь случилось? — Я при этом ровным счетом ничего не почувствовала, ничто во мне не дрогнуло и не отозвалось.

Тут я заметила, что дверь одной из моих двух соседок, никак не отреагировавшей на мое появление и даже не вышедшей поздороваться, чуть-чуть и совершенно беззвучно отошла от косяка, и понизила голос, хотя ничего секретного в нашем с Иваном разговоре не было:

— Слушай, мне прислала твоя племянница из Барнаула письмо, она собирается в Москву и хочет остановиться у меня, а я, сам понимаешь…

Иван меня перебил:

— Постой, это какая племянница, что-то я такой не знаю…

— Двоюродная, — терпеливо пояснила я, — Светой зовут.

На другом конце провода случилась достаточно продолжительная заминка, разрешившаяся недоуменным мычанием:

— Гм-гм… С-света? М-м-м, это чья же дочка? Аньки, что ли, но у нее три пацана. Или Федора? Но ту, кажется, зовут Танькой, и ей уже лет двадцать восемь, если я не ошибаюсь. Что же это за Света такая загадочная, а? А может… Ну да, скорее всего она дочь моей двоюродной сестры Галки, но тогда она мне не двоюродная племянница, а троюродная…

Меня порядком утомил телефонный Иванов экскурс по генеалогическому древу.

— Танькина она или Галкина, для меня не имеет никакого значения, отрезала я, — но принять я ее не могу. Двоюродные они или троюродные, но это твои родственники, так что пусть они к тебе и едут.

— Ну конечно, конечно, — поспешил согласиться Иван, — ты это… не бери в голову и не беспокойся: никто к тебе не приедет. Я сам разберусь со своими родственниками.

Я хотела сказать: «Давно пора», но смолчала. Главного-то я добилась.

— Тогда все, — сказала я.

— А… а как у тебя дела?

— Нормально, — сухо ответила я и положила трубку.

Сразу после этого дверь моей соседки беззвучно затворилась, будто подхваченная легким сквознячком. Я показала ей язык. Не соседке, конечно, а двери.

Разрешив проблему с Ивановой племянницей, я подхватила сумку и направила свои стопы на вокзал. Вернее, не только на вокзал, потому что по дороге я еще ненадолго заглянула к матери, и это посещение, как оказалось впоследствии, сыграло немаловажную роль в моей истории. Не в прямом смысле, правда, а в опосредованном. Короче говоря, если бы я не решилась по пути на вокзал заскочить к матери, я бы не опоздала на электричку в 19.50 и мне не пришлось бы ехать на той, что отправлялась в половине девятого вечера. Какая разница? Да не такая уж большая, в сущности.