Маньяк-мертвец

Но за дверью Куравлева их ожидало полное молчание. Пилипенко выглянул на улицу через окно подъезда.

– Нет, не спит, – сказал он. – Нет во дворе его драндулета. Слушай, ты ж как-никак собутыльник этого парня. Позвони-ка ему.

– Но он не давал мне своего телефона!

– Зато я его тебе дам.

Пилипенко достал из кармана и подбросил на руке черный аппарат. Жаров было потянулся за ним. Пилипенко отдернул руку, подняв аппарат над головой – так дети дразнят друг друга конфетой.

– Звони со своего, – сказал он. – Мой у него отпечатан, может и не ответить следователю.

Они встали, голова к голове, держа рядом свои мобильники. Жаров нащелкал цифры с дисплея Пилипенки. Какое-то время в трубке стояло молчание, полное дальнего сетевого эха, затем приятный женский голос произнес: «Абонент не отвечает или временно недоступен».

– И мне не хочет отвечать, – сказал Жаров.

– Или не может, – добавил Пилипенко.

– Такое бывает, если вытащить сим-карту из аппарата, – сказал Жаров.

– Не только, – задумчиво проговорил Пилипенко. – Такое может быть, если аппарат уничтожен.

Жаров достал пачку сигарет, щелчком выстрелил две и протянул следователю. Несколько затяжек они сделали молча.

– Вот что странно, – сказал Пилипенко. – Как сказал Минин, на последней брошюре, кроме пальцев самой Анны, Куравлева и работников типографии есть еще чьи-то неизвестные. Причем, они не только на обложке, но и внутри, на глянцевых картинках.

– Человека, который читал книжицу…

Они докурили свои сигареты и одновременно ткнули окурки в консервную банку, стоящую на подоконнике.

– А ведь Квятковская Анна не вписывается в систему маньяка, – сказал Пилипенко.

– Вряд ли ей от этого легче… А что ты имеешь в виду?

– До сих пор маньяк убивал замужних женщин, которые изменяли своим мужьям. А Квятковская не была замужем.

– У нее имелся какой-то парень, все равно, что муж. Она обманывала его, я прочитал об этом в ее дневнике. Вот Каратель с ней и разобрался… Между прочим, она была лгуньей, – добавил Жаров.

– С чего ты взял?

– Она где-то задержалась в тот вечер, когда мы встретили клоунов. Может быть, как раз у этого парня…

– Ну-ка, проясни!

Жаров рассказал о записи в журнале.

– Что ж ты мне раньше не сказал?

– Да как-то было не до того, с этим убийством… А что – это сильно меняет дело?

Пилипенко щелкнул пальцами.

– Значит так. В квартиру ты не входишь, ясно?

– А кто входит и как… – начал было Жаров, но следователь вдруг сильным ударом ноги распахнул дверь Куравлева и скрылся за ней.

Отворилась дверь напротив, выглянула взлохмаченная голова какого-то нетрезвого жителя пятиэтажки.

– Что тут происходит?

– Милиция, – строго сказал Жаров, и голова скрылась.

Пилипенко вышел через несколько минут. В руках он нес маленький прозрачный пакет, в каких продают хлеб. Внутри угадывались очертания разнокалиберных пузырьков и тюбиков.

– Зачем тебе это? – с удивлением спросил Жаров.

– Не могу сейчас сказать. Я проник в квартиру незаконно. Если тебе будет известен мотив моих действий, ты станешь соучастником.

– А так я кто?

– Да просто прохожий.

* * *

Пилипенко отвез Жарова в управление и усадил в своем кабинете, унеся куда-то пакет с пузырьками. Вернувшись, он сел за свой стол и, пальцем утвердив на переносице свои круглые очки, стал рассеянно просматривать сегодняшнюю сводку. Он явно чего-то ждал…

Вдруг его брови поползли наверх.

– Автомобильная катастрофа в районе кладбища, – прочитал он в документах. – В четырнадцать двадцать. Водитель, предположительно, не справился с управлением и машина свалилась с поворота в обрыв. Машина сгорела. «Фольцваген-гольф». Номер машины…

Жаров встрепенулся.

– Это машина Куравлева!

– Я уже понял, – сказал Пилипенко. – Послушай-ка, что там дальше. В машине обгоревший труп, предположительно, владелец транспортного средства. А мы уже объявили его в розыск…

– Вот почему не отвечал мобильник!

За дверью послышались торопливые шаркающие шаги: так ходил только один человек на свете – эксперт-криминалист Леня Минин. Войдя, он положил на стол лист бумаги.

– Ты был прав, это ее отпечатки, – выпалил он.

– Чьи? – не выдержал Жаров.

– Нины Куравлевой, – пояснил Пилипенко. – Отпечатки сняты с ее флаконов и тюбиков с косметикой, которые я сейчас изъял из квартиры. Я не сказал тебе сразу, зачем мне эти предметы, вовсе не потому, что опасался вовлечь тебя в незаконное проникновение. Это все ерунда, конечно. Просто, если бы мое предположение не подтвердилось, то я бы выглядел дураком.

– А теперь как ты выглядишь?

– Победителем.

Воцарилась пауза, Пилипенко, будто прислушивался, как где-то далеко в честь него играют гимн. Жаров ничего не понимал.

– Но она ведь тоже мертва, как и маньяк! – воскликнул он. – Как ее отпечатки могли оказаться на брошюре, которая была вложена в руки последней жертвы? Сегодня какое число? Боже! Ровно сорок дней назад…

– Именно, что сорок дней! – с торжеством в голосе сказал следователь. – Все сходится.

* * *

– У меня для тебя сюрприз, – сказал Жаров, когда они вошли в офис редакции.

Он прошел в угол кабинета, склонился над камином, давно не топленным, так как весна уже перевалила за середину.