Составляем вместе два стула. Дженнифер не вредничая накладывает Люсе полную тарелку мяса и сосисок. Саша в самую большую рюмку наливает коньяк. С горкой. Люся может и не такую порцию осилить. Люси же очень много. Женщина в теле. В теле бегемота, примерно. Баланс между живым весом и здравым смыслом безнадёжно нарушен. Люся заполняет собой всё окружающее пространство так, что никому другому места уже не остаётся. Если её пустить в Китай, то, как мне кажется, китайцы встали бы друг на друга и выключили солнце. Чтобы больше никогда не видеть большую Люсю. Не понимаю я Гену. С помощью какого вуду Люся смогла его очаровать? Видимо, в тот злосчастный момент у него началось кислородное голодание мозга. Видения типа мусульманского рая. Стройная гурия Люся в прозрачных шальварах, с кувшином шербета. Впрочем, это моё субъективное мнение. О вкусах спорят.
Люся неловко ёрзает на двух стульях, опрокидывает в себя коньяк и со смаком принимается за мясо. Дженнифер озабоченно смотрит на Люсину тарелку. Угощения может оказаться маловато.
Тем временем Люся зажевала «Шантре» огромным куском говядины и переходит к интеллигентному разговору.
– Блиндерский поезд! – кричит она, заставляя всех вздрогнуть от неожиданности. – Завтра же в Германии праздник – День урожая. Работать нельзя, шуметь нельзя, ничего нельзя!
– Что поделаешь, – кротко замечает Федя. – Октябрь здесь вообще такой месяц – праздничный. Приходится приспосабливаться. Значит, завтра будем отдыхать.
– А помните, как в Казахстане все праздники, дни рождения по-немецки отмечали? – обращается Люся к казахстанцам. – Зато в Германии стали все даты отмечать по-русски. На «грюсс готт!» отвечаете «воистину воскрес!» От, блиндерский поезд!
Казахстанцы хохочут. Люся поворачивается ко мне и персонально заявляет:
– Всё равно, Вадим, нас из Германии теперь палкой не выгонишь! Я хоть и критикую конструктивно, но Германии благодарна за то, что она нас приняла. Наша родина Казахстан, но наш дом теперь здесь – в Байроне.
– Как ваши мальчики? – спрашивает толстуху Дженнифер, подкладывая ей на тарелку ещё мяса.
– Оба сына служат в бундесвере. На контракте, – объясняет Люся мне и Марине с Катей. И по-немецки Дженнифер: – Наши мальчики сейчас в Афганистане. Воюют вместе с американцами. Слава богу, пока всё тьфу-тьфу-тьфу!
Она стучит по дереву.
Выпиваем за наших сыновей, которые выполняют свой солдатский долг далеко от Баварии.
– А что у тебя с рукой? – обращает внимание Федя на синяки и ссадины, покрывающие Люсину правую руку. Рука исцарапана от плеча до запястья.
Люся пренебрежительно машет этой самой рукой.
– А фигня-война! Упала вместе с велосипедом. Это с моим-то весом! Шлёпнулась, как говно!
Да, тонкая ирония и искромётный юмор ей, похоже, не знакомы. «Упала с велосипеда, как говно!»
За кустами, огораживающими территорию садоводства, раздаётся громкий протяжный сигнал. Катин кот встревожено выглядывает из корзины. Но это не к нему. Я вопросительно смотрю на Федю.
– Мороженое привезли. Сюда в сады каждый день в определённый час приползает какая-то калоша с мороженым. Можно себе и детям набрать. Сейчас Несса с Лукасом махом прилетят.
И точно. Через полсекунды на веранде возникают наши чумазики. Из их русско-немецкого гвалта можно различить только: «айс, айс!» и «мама, дай денег!»
Мамаши выдают своим настырным отпрыскам по евро и Лукас с Ванессой убегают.
– А как дела у твоей дочери? – опять интересуется Федя у Люси.
Полное лицо соседки принимает печальное выражение.
– У Сабинки-то? С пузом ходит. Уже год с негром живёт. Нашла же себе радость! Блиндерский поезд! И спрашивает меня: «Мама, а ты будешь мою девочку любить?» А куда же я денусь? Внучка ведь, хоть и чёрненькая. Придётся и зятька африканского привечать.
Люся замахивает ещё «Шантре», с яростью откусывает сразу полсосиски и, смачно жуя, рычит:
– Да чтоб он сдох, сволочуга!
Глава 5
Первый разговор с Алоисом Кальтом.
Воскресенье. Рано. Вчера Марина с детьми улетела из Франкфурта в Астану. В четверг она съездила в казахстанское консульство за визами и в субботу утром уехала с детьми в аэропорт на такси. Поэтому сегодня я просыпаюсь совсем один в уголке просторной кровати. Колокола настойчиво напоминают, что пора вставать. Сонно смотрю на себя в зеркала могучего шкафа. Из-под одеяла видна небритая морда. Доброе утро, небритая морда! Рольставни поднять!
За завтраком с музыкальным радиосопровождением напоминаю себе: «В два у меня начинается поездка к Алоису Кальту на женщине с кошачьим голосом. На Лане». Звучит, конечно, двусмысленно. Но я не виноват. Виноват богатый русский язык. Хочешь точнее выразить смутную мысль, а часто получается пошлость. И почему «завтрак»? Он же сегодня. Значит, сегодник!
Заканчиваю скромный сегодник, изначально состоявший из яичницы с колбасой. Вполне нордично. Теперь от него остались только крошки. С чашкой кофе в руках подхожу к окну. Никаких чёрных мерседесов. По крайней мере, отсюда не видно.