Наверное, если бы следователь подтвердил мою мысль, я бы вырубилась прямо в его кабинете. Но он торопливо замотал головой.
– Нет, сначала ей перерезали горло ножом.
Я глубоко вздохнула, стараясь унять выступившие слезы. У меня впереди целый день, чтобы нареветься всласть. Кое-как справившись с собой, я вопросительно уставилась на Тюнина. Но следующий вопрос застал меня врасплох.
– Игорь Поташев утверждает, что утро воскресенья вы провели вместе. Вы подтверждаете это?
– Конечно.
– Вы понимаете, что такое лжесвидетельство?
– Я не понимаю, какое отношение оно имеет ко мне.
– Я уверен, что никто не знает, где гражданин Поташев провел почти весь воскресный день.
– Между прочим, в пять вечера он вышел на работу. Думаю, свидетелей у него не меньше, чем у Паши. Все водители подтвердят факт выхода. А если вы думаете, что он бросил автобус и пошел резать девушку, поспрашивайте пассажиров. Его манера езды обращает на себя внимание. Уверена, ее запомнили все, кто имел несчастье в тот день ехать на его «Икарусе».
– Гражданин Поташев в воскресенье опоздал на работу на полчаса. Вам это неизвестно?
– Да, он очень торопился на трамвай, боялся опоздать. Но я его до остановки не провожала, не хотела с озера уходить. Поэтому понятия не имею, успел он догнать трамвай или ждал следующего. Там трамваи ходят редко, два раза в час. Так что ничего удивительного, что он на работу добрался позже.
– Полина, поймите, у Игоря Поташева было намного больше времени на убийство. Я уверен, что вы не видели его в воскресенье.
– Почему вы хотите обвинить именно его?
– Ну подумайте сами. После вашего спектакля-ловушки ваша подруга должна была насторожиться, кто бы ни позвал ее на свидание. Даже если позвонил незнакомец и представился Аленом Делоном, разве она не заподозрила бы неладное?
Я нехотя призналась, что Ксюша не была клинической идиоткой.
– Но вот если ей позвонил друг, который в курсе розыгрыша, она могла без опасений поехать с ним на прогулку.
– В ваших словах есть резон. Но вы ошибаетесь в одном. Оксана никогда не стала бы краситься и наряжаться перед прогулкой с другом. А романтических чувств к Игорю она точно не испытывала.
– Вы можете ручаться за чужие чувства?
– Да Игорек Ксюше до пупка не доставал!
– Ладно, не будем спорить. А если предположить, что с вашим другом Игорем она поехала прокатиться всего на часок, а потом без заезда домой собиралась на другое свидание? Поэтому принарядилась заранее. Это ведь многое объясняет, верно? Даже то, почему она не позвонила вам и не сообщила о следующем свидании. Просто была уверена, что Игорь Поташев вам сам все расскажет.
Я глубоко задумалась. Да, в самом деле, звучит правдоподобно. Что я могу противопоставить железной логике следователя? Свой внутренний голос, который настойчиво твердит, что Игорек не может быть кровавым убийцей? Он, конечно, псих. В голове у него не то что отдельные тараканы, а целый тараканий питомник. Но… он добрый! Тут я не могу обмануться. К сожалению, для следствия это не аргумент. А, вот что надо обязательно выяснить.
– Гражданин Тюнин, я вас что-то не понимаю. В те дни, когда были убиты Милочка и библиотекарша Елена, у Игоря есть алиби?
– А вы как думаете? – как мне показалось, в глазах следователя промелькнуло сочувствие.
– Уверена, что есть.
– Вы ошибаетесь. Оба вечера он провел дома. Причем один. Вообще-то он живет с отцом, но, как ни странно, во все «критические дни» его отец выезжал на дачу. Ну так как? Сознавайтесь же, Гражданка Кудрявцева: вы ведь не видели в воскресенье гражданина Поташева?
– Видела. – Отчеканила я. – Мы вместе загорали до четырех вечера.
– Полина, вам не страшно? – задушевно произнес следователь. – Вы не предполагаете, что стоите в списке жертв следующей?
– Нет, ничего такого не предполагаю. Очень сожалею, что лишаю вас возможности арестовать Игоря. Но ничего не попишешь, се ля ви.
– Ну что же. – Следователь поднялся из-за стола. – Действительно, тут я бессилен. Боюсь, что вы подписали себе смертный приговор. Прощайте.
Глава 18
Не помню, как я очутилась на улице после этого разговора. Кажется, довольно невежливо выдернула пропуск из руки следователя, бросилась к двери и с силой захлопнула ее за собой. Нет, какая наглость! Меня считают безумной девицей, из каких-то личных соображений выгораживающей маньяка. Расчленившего, к тому же, мою подругу и замыслившего распилить меня саму. Нет, это уже слишком!