Маньяк

Знамин отложил ручку, задумался. Рапорт о несогласии с действиями начальника отдела по раскрытию умышленных убийств вконец испортит его и без того сложные отношения с Мурашовым. Но и молчать он не имеет права. Мурашов уцепился за ошибочную версию, и можно понять почему. Давление, которое на него оказывает руководство, требуя быстрее изловить злодея, не каждый выдержит. На руководство, в свою очередь, тоже давят. Но цена ошибки будет слишком высока. Не только для задержанного, но и для следующих жертв оставшегося на свободе маньяка. И все же, прежде чем подавать рапорт, лучше посоветоваться со Стасовым. В конце концов, Игорь говорил, что начальник местного управления его должник. Значит, человека знает и может предположить, как тот на рапорт отреагирует. Знамин снял телефонную трубку и заказал Москву…

— Этот московский хлыщ прав в одном, — выговаривал тем временем Мурашов оставшемуся в кабинете капитану Скворцову. — Без признания Сергеева все дело шито белыми нитками, и хороший адвокат его развалит на раз-два. Ты меня уверял, что доктор вот-вот признается.

— Признается, товарищ полковник, дайте мне еще три дня.

— Сорок восемь часов. — Мурашов посмотрел на циферблат своих именных «Штурманских»[45]. — Имей в виду, Скворцов: или ты мне кладешь на стол признание задержанного, или свое служебное удостоверение. Надеюсь, его ты не потерял?

— Будет признание, товарищ полковник!

Глава 27

От сумы и тюрьмы не зарекайся.

Пословица

Андрей лежал на шконке, как обитатели камеры называли нары, смотрел в неоштукатуренный потолок, местами покрытый плесенью, и думал, что в тюрьме тоже можно жить. Кормят хреново, зато регулярно. На прогулки выводят ежедневно, раз в неделю помывка. Даже библиотека есть, наконец-то появилось время перечитать Достоевского. Оказалась, что «Преступление и наказание» здесь очень популярная книга. Заключенный библиотекарь, выдавая потрепанный том, сказал:

— Повезло тебе, могу на четыре дня выдать, читатель вернул раньше срока, дальше на месяц вперед расписана.

— Почему вернул? Быстро прочитал или не понравилось? — поинтересовался Андрей.

— Приговор привели в исполнение…

То ли место так повлияло, то ли писательский гений Федора Михайловича, но Андрей с головой погрузился в мрачную историю о бедном студенте, возомнившем себя сверхчеловеком, способным перешагнуть через кровь. Первый раз он взял в руки роман в девятом классе. Написал положенное по программе сочинение на тему «Достоевский как зеркало…». Нет, это Лев Толстой как зеркало[46], про Достоевского была другая тема, сейчас уже не вспомнить. Тогда старшекласснику Сергееву роман показался заумным и нудным. Теперь же он с удивлением обнаружил, как много упустил или просто не понял. Читать приходилось в полумраке, с которым плохо справлялась единственная тусклая лампочка, и Андрей напрягал зрение до головной боли, стараясь уложиться в отведенные четыре дня. Окулисты, конечно, такой режим работы осудили бы, но читал же Горький в детстве по ночам при свете самодельных свечей[47], и ничего, на всех портретах без очков.

Смотрящий по камере вор-рецидивист по кличке Угрюмый взял Андрея под свое покровительство после того, как доктор вылечил его шейный радикулит, сделав несколько сеансов точечного массажа. Сергееву определили престижное место на нарах второго яруса, недалеко от самого Угрюмого, уважительно называли Айболитом и даже позволили сидеть за столом, рядом с татуированным бугаем по кличке Гиря, исполняющим при Угрюмом роль цербера.

Каждый день Андрея вызывали на допрос. Дознание вел все тот же капитан, и беседы с ним не отличались разнообразием. Капитан все время давил, то обещаниями, то угрозами вынуждая к признательным показаниям. Андрей упорно вину отрицал, не вступая в долгие дискуссии, поскольку понял, что это бессмысленно. Допросы длились по несколько часов, и возвращался после них в камеру Андрей измотанный и мрачный. После одного из допросов его пригласил на разговор Угрюмый.

— Расскажи-ка мне, Айболит, поподробней, что тебе мусора шьют? — спросил вор.

Андрей, все еще под впечатлением от встречи с капитаном, подробно обрисовал ситуацию.

— И что конкретно у следака на тебя есть?

Андрей перечислил.

— Это все?

— Все, что я знаю. Ничего другого на допросах не звучало.

— Фуфло, — подумав, сказал Угрюмый, — на венчании[48] тебя любой доктор[49] отмажет.

— Что же делать?

— Твое дело сейчас не петь. Все отрицай, никаких бумаг не подписывай. Думаю, скоро тебя выпустят. Хвост, конечно, навесят и копать продолжат. Им дело так и так закрывать надо.

— Хорошо, если выпустят. На воле я хоть что-то предпринять смогу.

— На воле, Айболит, ты будешь, когда муть[50] с тебя снимут. А до этого будешь в наморднике[51]. Я дам тебе маляву к Черкасу.

— А кто это?

— Города хозяин. Ему тоже маньяк западло, из-за него мусора совсем озверели, дышать не дают. Черкас сам этого гада ищет, может, что и подскажет…