Лицо верзилы налилось темной кровью. Надвинувшись на прохожего, он, словно паровой молот, со всего маху саданул его кулачищем с высоты своего роста. И опять мимо! Зато на верзилу немедленно обрушился шквал точных, коротких, невыносимо болезненных ударов. Последний, довершающий — в горло. Несвязно хрипя то ли мольбы, то ли проклятья, здоровяк опустился на четвереньки рядом с поверженным, но уже успевшим прийти в себя сотоварищем. Приподнявшись, тот тупо озирался, будто спросонок, затем внезапным рывком бросился к «мерседесу», дернул дверцу — и вот он уже стоит, еще покачиваясь на нетвердых ногах, слегка сгорбившись и держа в руке здоровенный мясницкий секач. Стойка верная — локоть заведен за бедро, кулак прижат к животу. Только огненно-карие глаза лихорадочно мечутся, ощупывая невзрачного, но оказавшегося таким опасным противника. С шорохом рассекла воздух массивная сталь, а тот, кто наносил удар, даже успел мгновенно прикинуть, сколько придется дать отступного стражам порядка за «быка», — однако деньги его остались целы. «Бык» сделал крохотный шажок в сторону, слегка отставил локоть, и рука гордого мстителя оказалась в захвате. Хрустнул сустав, забренчал металл по асфальту. Прохожий с силой секанул ребром ладони по плотному загривку, окончательно успокаивая меньшого. К этому времени у верзилы пропало всякое желание сопротивляться, и он вытянулся на решетке ливневой канализации.
Прохожий окинул взглядом поле битвы и не спеша удалился. Девушки и подавно след простыл. Минут десять спустя незадачливые воздыхатели поднялись, отряхивая припудренный пылью эластик, и, отплевываясь, погрузились в машину и, рванув с места так, что покрышки «мерседеса» задымили, исчезли.
Однако не прошло еще и четверти часа, как они вернулись. Это была картина! Одна за другой во двор въехали пять машин, с визгом разворачиваясь и тормозя. Из них посыпались раскрасневшиеся, злые, наполняющие воздух криками и бранью на чужом языке парни и бросились на поиски обидчика. Ножи были у всех, кроме двоих, поигрывавших нунчаками.
Однако обидчик не находился, и тогда орава стала срывать злость на тех, кто находился во дворе. Были жестоко, до беспамятства избиты пенсионеры-доминошники, старуха, возвращавшаяся с бидоном молока домой, и какой-то мальчишка, не вовремя высунувший нос из подъезда. Двое оказались в реанимации, остальные отделались разной тяжести повреждениями.
Дальше — как по-писаному. Виновники побоища обнаружены не были, а меры приняты: ресторан пустовал два дня, в первый день — закрытый «по техническим причинам», а во второй — ввиду того, что завсегдатаи осторожничали. А уже через неделю «неуловимые мстители» вовсю бражничали в «Ахтамаре», наслаждаясь излюбленной кухней.
А кухня здесь была действительно отменной. Валерий, позабыв о своих опасениях, чувствовал себя как дома. Расплескивая коньяк, тянулся чокаться через стол, размахивал в запале руками, едва не задевал соседей, что-то выкрикивая петушиным голосом. Пару раз даже попытался подмигнуть девицам за столиком напротив, и — о чудо! — одна из них снизошла, подсела к ним, белокурая и длинноногая, с кукольным фарфоровым лицом. И странное дело — затянутые в кожу парни, с которыми она до этой минуты потягивала сухое шампанское, смолчали, словно ничего не произошло. Все это Валерий отнес за счет авторитетности Степчика.
Уходить собрались рано, в самый разгар веселья, когда на эстраде только появились чуть прикрытые двумя-тремя лоскутками девицы из эротического шоу. Но это Валерия не огорчило. То, что ждало его сегодня, было куда привлекательней. Пересевшая за их столик и тотчас обратившая внимание на Валерия Алена влекла его неудержимо. Похоже было, что и сама она без ума от него. Внезапная вспышка обоюдной страсти, казалось, вызывала симпатию у окружающих. Степчик — тот просто расцвел. Прихохатывал.
— Ну вот, а вы сомневались... Родилась новая советская семья! Чур, я свидетель! Я уж себе и свидетельницу подыскал, так что, банкет перерастает у нас в свадебный пир. Домой? Ты что, младенец? Это Кеше пора бай-бай. А ты у нас любимец прекрасных дам, это всем известно!
Сквозь хмельной туман Валерий насторожился. Но ненадолго.