Мангазея

– Я тоже так считаю, – заметил воевода. – Дело-то и вправду очень даже стоящее. – И продолжил: – А посему тебе, Кузьма Прокопьевич, как стрелецкому голове надобно подобрать вдумчивого и расторопного человека, которому подчиним десяток служилых людей и немедля отправим их на коче[6] в Мангазею с тем, чтобы по следующей весне отправить оттуда отряд к Турухану уже, сам понимаешь, по воде. Ведь на лошадях жители Мангазеи передвигаются только по городу, ибо за пределами городских стен лежит непроходимая болотистая тундра, а, как тебе ведомо, по глубокому сибирскому снегу на них тоже не пройдешь. В то же время, как понимаешь, на лыжах многой клади не утащишь.

Тот согласно кивнул головой, однако засомневался:

– А не маловато ли будет людей, Роман Федорович, для такого похода в почти неведомые земли? Ведь инородцы могут оказать и сопротивление при попытке подчинить их, обложив ясаком.

Воевода усмехнулся:

– Необходимую численность отряда, как я полагаю, определит мангазейский воевода на месте, ибо у него, пожалуй, будет поболее, чем у нас с тобой, сведений о проживающих в тех землях племенах туземцев. И посему он в случае необходимости присовокупит к нему своих стрельцов в достаточном числе, о чем я ему и отпишу.

– Тогда совсем другое дело! – облегченно воскликнул, откинувшись на спинку кресла, стрелецкий голова, многоопытный знаток воинского дела, закаленный в битвах с супостатами.

– И сколько же тебе, Кузьма Прокопьевич, потребуется времени для поиска нужного человека?

Тот плутовато улыбнулся:

– Да вообще-то, Роман Федорович, такой человек у меня на примете уже имеется.

– Так в чем же тогда дело?! – строго спросил воевода, нахмурив брови, недовольный неискренностью, как показалось ему, стрелецкого головы.

– Да в том, Роман Федорович, – поспешно ответил тот, убоявшись княжеского гнева, – что надо будет загодя переговорить с этим человеком о предстоящем деле, да и подобрать с ним поименно десяток служилых людей для будущего отряда, которые и составят его основу.

Воевода смягчился:

– Ладно. Завтра же к вечеру доложишь мне о результатах переговоров с этим человеком. Кстати, кто он таков?

– Афанасий Ляпунов, десятник[7].

– Всего-то? – недоуменно посмотрел тот на него. – Неужто у тебя в гарнизоне мало сотников[8] или уж, на крайний случай, пятидесятников[9]?

– Ляпунов – сын боярский[10], – поспешил уточнить стрелецкий голова, испуганно глянув на воеводу. – Кроме того, это вдумчивый и достаточно образованный командир, неоднократно проверенный в деле, который, надеюсь, будет достойным начальником отряда.

– Тогда другое дело, – удовлетворенно изрек тот. – Из казаков или стрельцов будет?

– Из казаков, – пояснил стрелецкий голова, чрезвычайно довольный тем, что гроза вроде бы как миновала.

– Это хорошо. Казаки – верные государевы слуги, не раз проверенные на деле, – и помрачнел. – Хотя в войске Самозванца, как стало известно мне, было много казаков как запорожских, так и донских. Ну да ладно, к сибирским казакам это никакого отношения не имеет, – заметил он. – Один только поход Ермака в Сибирь с дружиной из казаков чего стоит. – И уточнил: – Надеюсь, и остальные десять человек тоже будут из казаков?

– Непременно, Роман Федорович! – заверил тот.

Воевода удовлетворенно кивнул головой:

– Тогда согласуй этот вопрос с казачьим головой Стародубовым, а десятника этого пришли ко мне. Хочу сам хорошенько приглядеться к нему, прежде чем посылать во главе похода. Да и в случае, ежели он мне и впрямь приглянется, дать ему необходимые наставления надобно.

И задумался.

– Имей в виду, – продолжил он, – что я придаю очень и даже очень большое значение этому предстоящему походу на восток. Сибирь, как правильно отметил ты, необъятна, и предстоят еще многие и многие походы по ее окончательному завоеванию, дабы продолжить дело, начатое Ермаком Тимофеевичем, благодаря трудам которого, кстати, мы с тобой и беседуем здесь, в Тобольске, на берегу Иртыша. И этот предстоящий поход будет как бы первой ласточкой, возвещающей начало продвижения русских далее на восток, так сказать, встречь солнцу.

Потому-то, Кузьма Прокопьевич, и пекусь о нем да призываю Господа благословить его. Ведь не зря же понесем мы его веру в самые что ни на есть дальние земли.

И истово перекрестился.

Стрелецкий голова, также осенив себя широким крестом, с просветленным взглядом слушал воеводу, предвещавшего завоевание русскими Сибири аж до самого неведомого моря на восход солнца. Было от чего забиться сердцу бывалого воина…

* * *

Афанасий Ляпунов, рекомендованный стрелецким головой воеводе в качестве начальника отряда для похода на Турухан, вышел после встречи с тем в приподнятом, даже, можно сказать, восторженном, настроении.