На самом деле Манфред примечал у тех, кто не смог умело спрятать документы и офицерские книжки, а избавился лишь от знаков различия на гимнастерках. Просил Надю тихонько запоминать командиров и "не замечать" спрятанные в белье удостоверения Особенно присматривался, выискивая нашивки медицинских служб. Ещё летом одного из обнаруженных раненых медиков, Василия Ковальчука обер-арцт пристроил старшим в хирургический барак, стал присматриваться к нему сам и поручил Наде.
В одном из боёв у речки Псёл, под Верхней Мануйловкой, Василий был контужен и в бессознательном состоянии попал в руки полевой жандармерии. В Кременчугском лагере военфельдшер Ковальчук испытал на себе все муки фашистского ада.
Медсестра Надя, якобы случайно "допустила оплошность" делая перевязку практически затянувшейся раны молоденькому солдату. Если бы пленный Ковальчук хотел выслужиться, то непременно воспользовался бы этим. Сначала отворачивался, упорно не замечая Надиных "промашек", потом улучил момент и тихо предостерёг медсестру не рисковать понапрасну.
— Наш человек Василий, — поделилась наблюдениями Надя, — не сдаст.
Постепенно врач проникся доверием к Василию Дмитриевичу, команда единомышленников стала формироваться.
***
После пожара не нефтебазе город притих. Люди и так старались не появляться на улице, даже очередь на Бирже труда скукожилась. Горожане предпочитали не попадаться на глаза рыскающим по улицам полицаям и наугад хватающим людей.
Арест Степана Чумака стал полной неожиданностью.
Клара и ожидала, и боялась вызова в гестапо, понимала — найти реальных поджигателей сложно, поэтому выберут "козлов отпущения", чтобы отрапортовать наверх и отвести от себя гнев командования. Обычная практика, и не только в гестапо. Нельзя допустить, чтобы выбор пал на людей из её отряда, ведь у жандармов больше возможностей проникнуть на нефтебазу, а рапорт о раскрытии диверсии должен выглядеть убедительно.
Начальник гестапо фон Экке раньше всегда здоровался с Кларой, хотя и не уважал Лёхлера. Возможно, ему просто приятно было видеть её подтянутую, статную фигуру в немецкой форме, с золотым венком из кос под пилоткой. Теперь едва замечал.
Хайнеман уже предупреждал Клару о слежке за ней.
"Вот только в чём цель этого предупреждения? — в который раз в поисках ответа женщина перебирала варианты. — Хотел увидеть испуг? Просто наобум сказал, чтобы прощупать реакцию?" — мысленно пыталась себя представить в шкуре фашиста и посмотреть на себя его глазами. — Или за мной, в самом деле, следят? Поэтому начали с ареста Чумака? Ведь знают, что он мой заместитель… как себя вести? Расплакаться, как женщина или возмутиться и дать волю гневу, как человек, не признающий за собой вины и оскорбленный в лучших чувствах? Иногда такая наглость сбивает с толку… Женщина, закатившая скандал, также естественна, как и плачущая… совместить? — Клара тряхнула головой, — в любом случае, отсутствие эмоций с её стороны выглядит слишком уж по-мужски".
По пути в гестапо Клара собрала всё самообладание, чтобы возмущение, гнев, а затем и, логичные после такой обиды, слёзы выглядели естественно. "Драматический театр, — со злой иронией покачала головой, — вот только фальшь слишком дорого будет стоить. Надо сыграть обиду и возмущение, так же, как перед Хайнеманом. Может причина вызова — новый донос от уволенных? Поэтому схватили Степана… доносы о коммунистах и командирах в её отряде недоказуемы. Я должна нападать, а не защищаться, — приняла окончательное решение. — Как с бродячими собаками".
Штурмбанфюрер, как и ожидалось, не предложил ей сесть.
Взгляд Клары сверкал от возмущения и готовых прорваться злых слёз:
— Фюрер призывает всех немцев к единству, к сплочению нации! А вы?! Вы что, не согласны с фюрером?
— Ого! Не забывайтесь фрау… как вас там. Мы делаем свою работу.
— Вот и давайте делать нашу работу на благо Великой Германии. У меня и так каждый человек на вес золота. Я отобрала самых надежных! Именно их преданность обеспечивает идеальное содержание коммуникаций! Охрана нефтебазы не входит в круг обязанностей моих людей. Не пытайтесь свалить на моих бойцов просчеты других!
— Пылкая речь, — процедил с сарказмом Экке, — да вы не шеф жандармов, просто "мать-генеральша".
— Да, — парировала Клара, — и как любая немецкая мать, дорожу своими детьми.
Это прозвучало двусмысленно, ведь эти гады помнят о её детях. "Пусть! У каждого из этих тварей есть мать", — Клара не позволила себе опустить взгляд.
То ли пылкость молодой женщины, то ли действительно, упоминание о матери — качнуло весы сомнений гестаповца в её пользу. А может простая циничная логика: пока она на своём месте обеспечивает качество и безопасность дорог, лучше оставить, как есть — меньше головной боли в зоне его ответственности перед руководством.
— Надеюсь, мой заместитель вскоре сможет приступить к своим обязанностям? — уже гораздо спокойнее, но с достоинством произнесла Клара.