Манфред

Затея фон Экке прислать к нему в лагерь нового обер-арцта Вебера не обрадовала. Одно дело — совершенно подневольный врач-пленный, почти собственность. Другое дело — врач вермахта, но спорить с Экке было опасно. Прибывший обер-арцт представился Августом Вильгельмовичем. К счастью, дармовой спирт или самогон его интересовали гораздо больше больных узников.

После долгих согласований и препирательств с оккупационной администрацией всё же было решено передать инфицированных на попечение местных специалистов. Взамен Веберу пришлось согласиться передать в городскую больницу военного врача Василия Чабановского, попавшего в плен после разгрома нашего танкового подразделения под Барвенково.

До сих пор удивляет талант переговорщика, проявившийся у Эсси-Эзинга в плену. Среди тотального уничтожения советских людей в лагерях, ситуация, сложившаяся в DULAG 111 кажется уникальной, даже фантастической.

Из числа пленных медиков Манфред Генрихович подобрал себе целый штат помощников. Вебера это устраивало, врачи трудились бесплатно и добросовестно. Прощаясь с Василием Дмитриевичем, к которому успел привязаться, Эсси-Эзинг поручил ему:

— Присмотрись к врачам инфекционной больницы, выясни их настроения, чтобы подобрать стоящих доверия медсестер. А главное — придумать, как убедительно переоформить лагерных больных в "умерших", любая ошибка смертельна.

Некоторые, из подготовленных к отправке командиров, были уроженцы этих мест, имели в городе знакомых. На них была возложена задача: найти связь с подпольщиками. Лейтенант Сергей Петренко в числе первых покинул ревир. Вывезенного из лагеря Сергея направили в группу Ивана Савченко.

Знакомый конвойный, "финн", как звали его между собой медики, делился с Эсси-Эзингом городскими новостями, из которых стало ясно — нефтебаза загорелась не сама по себе. Это обнадеживало — подпольщики действуют.

Андрей Никонович Нестеренко оказался в DULAG 111 в числе других, попавших в Харьковский котёл, там же познакомился с сержантом Стовбуном. Нестеренко, как командир, подлежал уничтожению, поэтому и оказался в инфекционном бараке. В среднем тиф длится 5–6 недель. Это время позволяло врачам ревира присмотреться к человеку, сделать выводы: чем дышит. Товарищи по тифозному бараку осторожно дали Андрею понять, что "заразился" он не случайно. Нестеренко был местным.

Глава 14

Нестеренко

Андрей Нестеренко родился 1 октября 1916 года на Хуторах. Как младший в семье во всём помогал отцу, но Никон Семенович рано умер. Старшие братья с семьями жили в селе Очеретоватое, недалеко от Зайцево. Мать Мария Филипповна трудилась в колхозе Победа на Хуторах и жила на улице Тимирязева (сейчас это микрорайон Сосновка). Изогнутая улочка, повторяющая линию реки Гнёздка с востока, плавно огибала мелкую речушку. Среди мальчишек Андрей был авторитетом. После призыва в армию, в 1938 году Андрей служил в 162-м полку НКВД в Луганске (тогда Ворошиловград) по охране особо важных предприятий промышленности.

Незадолго до войны был переведен политруком в Хабаровск. Затем записался добровольцем на Финскую войну, но пока решался вопрос с переводом, война с Финляндией закончилась. Его племянница Анна — дочь старшего брата Терентия вспоминала, что после демобилизации в 1940 году Андрей работал на Снаряжательном заводе № 55.

В сентябре 1941 года Нестеренко служил в Харьковском пограничном округе лейтенантом. Ранней весной 1942 года был заброшен в районе Зайцево. Андрей шёл измученный и замерзший в дом брата Терентия в селе Очеретоватое. Но его схватили на дороге.

Если бы не «тифозный» барак, снова оказаться на воле не удалось бы.

Прописавшись через квартального у матери, Андрей поступил на службу в 134-й Украинский добровольческий батальон охранной дорожной жандармерии. Со временем стал заведовать там складом оружия.

Чтобы Анну не угнали в Германию, Андрей поселил племянницу у матери и сделал ей медицинские справки о болезни.

***

Провал блицкрига изменил отношение к узникам концлагерей. Затянувшаяся война требовала обеспечение заводов рейха рабочей силой.

Гиммлер принял решение использовать завезенных с оккупированных территорий людей на самых тяжелых и вредных производствах. Освенцим — первый лагерь, доказавший прибыльность использования бесплатных рабов.

Василий Чабановский, пользуясь договоренностью Вебера с инфекционистами городской больницы, иногда передавал через врачей медикаменты для ревира, прятал в упаковки записки. К моменту отправки в городскую инфекционную первой партии "безнадежных" из лагеря, Василий Дмитриевич получил от медсестер Ольги и Марии документы умерших в больнице горожан ещё весной и оформленных, как неизвестные, поступившие в лихорадке. Девушки уже тогда понимали, какую ценность представляют настоящие документы в условиях оккупации.