Манекен (сборник)

Ей пришла в голову мысль: вдруг мама насыпала в отстаиваемую воду удобрение? И она, Нина, отравила скалолаза.

– Цветочкам тоже нравится, – пробормотала Нина. – Вы, Сергей, заглядывайте как-нибудь.

Приглашение объяснялось исключительно сознанием вины за возможный причиненный вред здоровью промальпа. Хотя трудно представить промышленного альпиниста, ползающего по стене высотного дома и страдающего расстройством желудка. Последняя анекдотическая мысль вызвала улыбку.

«Интересная девушка, – подумал Сергей. – Симпатичная, и лицо меняется каждую минуту. Хмурится, смеется, то как училка говорит, то как прогульщица. Так бы смотрел и смотрел: что появится на этой мордочке через секунду».

– Загляну, – пообещал он.

Отдал салют рукой, подошел к окну, вывалился в него и исчез. Будто человек-паук.

Сергей появлялся в ее окне почти ежедневно. Спрашивал, есть ли минутка поболтать, они пили чай или морс, от бутербродов Сергей тоже не отказывался. Потом стали обедать вместе. Нина его ждала. Сергей, как водится, входил через окно, отстегивал свои веревки, мыл руки, и они обедали, растягивая прием пищи на два часа.

2

Нина ждала звонка, но, когда телефон затренькал, испуганно вздрогнула, быстро схватила трубку, опомнилась, отсчитала пять звонков и только тогда нажала на кнопку ответа, лениво протянула:

– Ал-ло!

– Нина? Привет!

– Ваня? – Нине не удалось скрыть разочарование, да и не пыталась.

Шура и Женя одновременно скривились. Точнее – они бы досадливо скривились, имей физиономии. Но и так друг друга поняли. В отрицательном отношении к Ване они были полностью единодушны. Шура выражала свое неприятие безапелляционно и грубо, а Женя философствовала и находила объяснения действиям Вани.

– Липнет как банный лист! – заявила Шура.

– Его тоже надо понять. Они с мамочкой с детства жених и невеста. Еще на горшках сидели, а родители их уже в шутку сватали.

– Мало ли с кем придется без штанов в детстве общаться! Это не повод замуж выходить. Просто дедушка с бабушкой дружили с Ванькиными родителями, вот и зомбировали мамочку: ах, какой Ванечка славный!

– Он и сам от мамочки всегда был без ума.

– Ага, ума у него не осталось, – буркнула Шура.

– Неправда. Надо отдать Ване должное: интеллект у него выше среднего. Школу закончил с медалью, биофак университета с красным дипломом, диссертация на подходе…

– Хочешь сказать, что наш папочка рядом с ним необразованный олух?

– Ничего подобного я не говорила! Наш папочка абсолютно несравненный! Просто надо быть справедливыми. Главное же, что Ваня никогда не возбуждал в мамочке чувственности.

– Чего не возбуждал, того не возбуждал, – согласилась Шура.

– А папочку мама только увидела…

– За окном, – вставила Шура.

– Только увидела папочку, и сердце ее пламенно забилось, дыхание перехватило, она почувствовала никогда прежде не испытанное ощущение…

– Выражаешься как бабушка Наташа, которая строчила идиотские сентиментальные романы, а их никто не печатал. Мамин любимый Чехов, живший в одно время с бабушкой Наташей, говорил, что таких беллетристок надо лупить до смертельного исхода пресс-папье по голове.

– Антон Павлович лично с бабушкой был очень галантен.

– Ага, он за пытку чтением своих опусов прибил ее руками героя в рассказе «Драма». Дословно помню, что публицист «приподнялся, вскрикнул грудным неестественным голосом, схватил со стола тяжелое пресс-папье и, не помня себя, со всего размаху ударил им по голове Мурашкиной…»

– Бабушкина фамилия была Семашкина.

– Намек прозрачен! В «Ионыче» Чехов вывел бабулю в образе провинциальной графоманки, терзающей гостей чтением свежесочиненных бредней. А когда Ионыч спрашивает ее, печатает ли она свои произведения, бабушка, в смысле героиня рассказа, отвечает: «Зачем? Мы не нуждаемся!»

– «Мы имеем средства», – поправила Женя. – Точно цитируй, если берешься. Да, дедушка Владимир, вице-губернатор, прекрасно обеспечивал бабушку и пятерых детей.

– За счет взяток, которые брал направо и налево. Мзду называл «мздя». Вечером складывал банкноты в шкатулку и припевал: «Мздя, мздя, мздянушка!»

– Но его сын, наш дедушка Коля, стал революционером, с Лениным в эмиграции был.

– Они в Швейцарии отлично времечко проводили. Идеями горели и плоть не истощали.

Поскольку собственная жизнь Шуры и Жени была еще в далеком проекте, им ничего не оставалось, как перемывать косточки предкам да отвлекаться на события, в которых участвовала мамочка. Сейчас во внешнем мире ничего интересного не происходило. Мамочка вяло не соглашалась идти в кино с Ваней, он нудно мамочку уговаривал. С точки зрения Шуры, надо было послать Ваню подальше. Женя не соглашалась: разбрасываться ухажерами недальновидно. Да и лучшего друга для мамочки, чем Ваня, не сыскать. Тем более что в последнее время Ваня прекратил наскоки на мамочкино тело, не лез целоваться и обниматься. Выжидает, хочет измором взять, то есть демонстрацией своей верности и преданности.