Манчестер Блю

Маршалл замолчал и старался не встречаться с вопросительным взглядом Ронейна. Все-таки он был прав. И если бы вместо того, чтобы помогать Кали, Ронейн действовал с ним заодно, они бы здорово врезали баронам. Захватив, а если надо и убив женщину, они бы поприжали семейство и разделались с ним. Но сейчас их самих приперли к стенке. Эти ублюдки заранее знали, кто они на самом деле.

Ронейн попробовал было раскрутить Техасца дальше, но тот счел за лучшее попридержать язык. Он и так уже жалел о том немногом, что успел сказать.

Через двадцать минут зазвонил телефон. Техасец поднял трубку. Выслушав короткое сообщение, положил трубку и направился к двери.

– Похоже, мужики, все довольны, – сказал он. – Желаю хорошо отметить Четвертое! – Он вышел и закрыл за собой дверь. Воцарилось молчание. Они проиграли.

– Совсем забыл. Сегодня же Четвертое, бля, июля![6] – очнулся наконец Маршалл.

– Вчера я звонил Бетти. Поздравил ее и детей, – бесцветным голосом произнес Ронейн.

– Да. Нехорошо забывать такие даты, а?

– Ладно, успокойся. У нас указание – действовать по разработанному плану.

– Да пошли они на хер со своими планами! У них все просто там, в Вашингтоне, на Арми-Нейви. – На аллее Арми-Нейви, 700, находится штаб-квартира УБН. – А здесь надо надеяться только на интуицию. Черт побери! Ронейн, мы могли бы захватить эту родственницу Сантакруса.

– Мелкая сошка.

– Откуда ты знаешь? Мы ишачим за какие-то гроши, а эти швыряются долларами. Через нее можно было бы кое-кого поприжать.

– Кого?

– Ну что ты пристал? Откуда я знаю? Еще неизвестно, как высоко она летает. Стоило рискнуть.

– Мы не знали, кто она.

– Зато моя интуиция говорила – надо действовать.

– Теперь слишком поздно.

– Натурально! Вечно, бля, слишком поздно. – Маршалл с трудом поднялся с кровати, прошел и закрыл окно. – Ты бы позвонил в Вашингтон.

– Контора закрыта. Сегодня...

– ...выходной. Четвертое июля. Черт! А вот Кали, поди, работают без выходных, без Рождества, на хер, или там еще чего. – Маршалл снова рухнул на кровать. – Было время, когда мы просто занимались своим делом, пока не пришли эти яппи и всякие с университетскими дипломами. У нас было уличное образование. Мы работали без планов и инструкций.

– Ты не прав. – Ронейн встал. – Это несовременный взгляд. Все-таки они неплохие ребята.

– Карьеристы.

– Нет. Ты хороший малый, Маршалл. Но ничего особенного из себя не представляешь. Не укладываешься в схему. Поэтому лучше прекрати. Ругай не нас, а конгрессменов и законников. Это они связывают нам руки, когда мы собираемся предпринять что-нибудь нестандартное. Вспомни Гватемалу.

Незадолго до этого УБН пыталось заслать в Гватемалу небольшую группу агентов, в том числе и Ронейна, для оказания помощи властям в борьбе против дельцов наркобизнеса. Потребовалось шесть месяцев дебатов в конгрессе, прежде чем это решение получило одобрение. Но время было упущено, и сеть, которую собирались нейтрализовать, окрепла и стала неуязвимой.

Ронейн направился к двери.

– Ты пока поспи. И закройся как следует, а то она может вернуться. И отнюдь не потому, что ты такой милашка.

– Отвали, Ронейн! – Слова отскочили от закрытой двери.

Не успел он отойти, как Ронейн вернулся.

– Что еще? – проворчал Маршалл.

– Уже второй раз они говорят о каких-то взрывах.

– Я обратил внимание. Когда до чего-нибудь додумаюсь, скажу.

– Спокойной ночи, Маршалл. – Ронейн захлопнул дверь.

Маршалл снова установил свое защитное сооружение, постелил простыню и одеяло у сложенного вдвое матраса, свернулся на полу калачиком и уснул. Под рукой у него лежал заряженный револьвер.

В Вашингтоне, в двух тысячах миль к северо-востоку, люди проснулись, чтобы отпраздновать Четвертое июля.

В Мехико утро снова принесло изнуряющую жару. Маршалл спал сном младенца, и ему снился город, где постоянно идет дождь и всегда-всегда прохладно.

7 Сфера действий расширяется

Манчестерский Королевский госпиталь

Манчестер

Когда Соулсон прибыл в госпиталь, хирурги оперировали молодого констебля. У входа уже собрались репортеры, его встретил Армитедж, и они прошли внутрь, не сделав никаких комментариев. Соулсон знал, что Комитет по делам полиции обвинит его в некорректном поведении, в саморекламе за счет раненого полицейского. Однако, по своему обыкновению, он всегда навещал пострадавших коллег. Его встретили Гордон Дейли, заместитель начальника полиции, руководитель оперативного отдела и Фил Маррей, суперинтендант сектора "А", в ведении которого, находился центр города.

– Он просто чудом остался жив, – сказал Дейли, отхлебывая горячий чай, предложенный медсестрами. – Ведь у него порезано все...

– Введите меня в курс дела, – попросил Соулсон. – Только без анатомических подробностей.

– Он обходил свой участок на Портленд-стрит и вдруг услышал крики о помощи, – начал Армитедж, прежде чем Дейли успел раскрыть рот и сказать что-либо, что могло бы вызвать раздражение у Соулсона.

– Когда это случилось?

– В начале двенадцатого. Он связался по рации с участком на Бутл-стрит и попросил срочно прислать подмогу.