— О-о Егор Слободчиков, пожалуйста! — встретил его губернатор. Тотчас же погасив сияющую улыбку, сменил её на грустную мину. — Твой отец, старец Чочо, был достойным человеком. Господь бог светлую его душу… — прошептал он и перекрестился, блестя золотыми перстнями на руках. Затем, почтив память покойного минутой молчания, сказал: — Ну, что скажешь?
— И прежде и теперь у нас одна забота и нужда: избавьте от разбойника. Только успокоились было, что Манчары сидит в тёмной тюремной камере, а он опять вынырнул словно из-под земли. Ходит с закрытым лицом, кричит: «Я Манчары!» — и уже ограбил нескольких баев. Он только не был у меня — побоялся моей многочисленной стражи. Надо его сейчас же изловить, не дать ему возможности скрыться.
— Опять Манчары! — Губернатор бросил на настольное стекло толстый красный карандаш, который он было зажал между пальцами, и сидел, играя им.
— Манчары… Манчары… — не поняв причины гнева губернатора, Егор Слободчиков встал и начал кланяться. — Спасите… За труды ваши воздарим в десятикратном размере. Жизнь моего отца укоротилась только из-за него. До самой своей смерти он боялся его, всё время жил под угрозой мести Манчары. А сейчас меня…
Губернатор жестом подал гостю знак, чтобы он сел.
— Есть ли ещё кто-нибудь, пришедший с жалобой на Манчары? — спросил он у писаря. — Впусти.
Вошли несколько человек, в тонких гарусных пальто с высокими буфами на рукавах, в ярких, цвета радуги, кушаках, в сарах, с белыми полосками носков или в жёлтых дублённых дымом торбасах, и стали отвешивать низкие поклоны.
— Ты откуда приехал? — спросил губернатор низкорослого толстого мужчину.
— Из Олёкминска. Я голова Идельгин, — ответил ему мужчина, у которого при каждом поклоне трясся и вздрагивал большой живот. — Нашла на нас напасть, какой раньше не бывало. Манчары разоряет беспрестанно…
— Гм… — откашлялся губернатор. — А ты?
— Я приехал с долины Вилюя. Я являюсь Ахчаханом. — Тощий сутулый человек указал на свою впалую грудь. — Этот разбойник добрался и до нас. Нарушил всю нашу жизнь.
— А у вас? — спросил губернатор у остальных.
— У нас тоже… тоже… Просим, — пробормотали остальные.
— Где полицмейстер? Почему до сего времени не является?
— Есть-с! Ждёт в приёмной.
— Пусть войдёт!
«Неужели сбежал, пока я охотился? — с опаской подумал губернатор. — Стоит только человеку отлучиться на несколько дней…»
— Прибыл по вашему вызову, господин губернатор! — звякнул шпорами полицмейстер.
— За моё отсутствие здесь не произошло никаких происшествий?
— Нет-с!
— Разбойник Манчары сидит в тюрьме?
— В тюрьме-с!
— Точно? Все эти тойоны жалуются, что их неотступно разоряет Манчары, и приехали просить защиты.
— Точно-с, господин губернатор. Вчера самолично видел его: он был.
— Ты был пьян, наверное, под… — Губернатор хотел выругаться, но сдержался в присутствии посторонних людей.
— Никак нет-с! Сам бог видит…
— Ну ладно. Сейчас вместе со всеми этими тойонами поедем в тюрьму. Пусть увидят и убедятся, — громко сказал губернатор, а сам прошипел в ухо полицмейстера: — Если он сбежал, пеняй на себя! Поедемте.
Все, кто в телеге, а кто верхом, поехали к тюремному замку, окружённому высокой стеной с железными остриями наверху и обнесённому колючей проволокой со всех сторон. Прошли к длинному узкому бараку, который словно не смог выдержать собственной тяжести и потому врос в землю. В этом бараке находились особо опасные преступники.
— Здесь! — Полицмейстер остановился около двери с тяжёлым огромным засовом и громадным замком, позеленевшим от ржавчины. — Открой!
Старик надзиратель, от которого даже на расстоянии несло винным перегаром, суетливо завозился, не попадая ключом в замочную скважину. Он прицеливался, закрывал один глаз и издали совал ключ, но всё равно не мог попасть.
— Болван! Убирайся отсюда!
Полицмейстер отобрал ключ и сам отомкнул замок. Дверь открылась с надрывным жалобным стоном. Все пришедшие шагнули в барак. Прошли по длинному сумрачному коридору, дошли до крайней камеры и столпились около неё. В первое время они ничего толком не могли разглядеть и топтались в темноте. Оказалось, что свет кое-как проникает в небольшую зарешечённую железными прутьями дырочку. Слышно, как звучно капает капель с потолка камеры.
— Чего захотелось этим толстопузым тойонам, чего они слетелись сюда, как чёрные вороны на падаль?
Все обернулись в сторону левого угла, откуда послышался громкий, суровый голос. Их глаза постепенно начали привыкать к темноте. Стала видна тёмная и неприглядная внутренность камеры. И тогда они увидели: на чурбане, вросшем в землю, сидел одетый в старый зипун бледный человек с впалыми щёками и выступавшими скулами, худой и тощий. Руки и ноги этого человека были закованы в кандалы, звенья которых звенели при каждом движении. Такие же звенья железной цепи обхватывали его грудь, спину и были прибиты к стене барака.
— Манчары?! — Бай Бакыса, не веря своим глазам, протёр веки и почему-то спрятался за спину других людей. — О, господи боже! Как же это?..