По выражению лица не было видно, что Чочо остался доволен, обрадовался его согласию. Наоборот, он ещё больше разгневался, подумал: «С этих-то пор, ещё от земли три вершка, не боится ни господина тойона, ни начальства!.. Что это за зверь растёт? Каким он будет, когда совсем вырастет, когда станет крепко на ноги?!»
Чочо понимал, что парень согласился бежать вовсе не потому, что уважил его просьбу, и вовсе не из страха перед ним. Однако Чочо сделал вид, что всё происходит так, как он требовал, как приказал. Оглядев исподлобья всех собравшихся, Чочо повернулся к Манчары:
— Так бы и сказал сразу! А на будущее никогда не смей увёртываться и увиливать. Запомни раз и навсегда, на всю жизнь: всё должно быть так, как скажу я. Моё слово — закон! — И встал, махнув в сторону урасы: — Заходи!
Было условлено, что состязание начнётся у самой дальней границы западного аласа. Люди из обоих улусов увели своих бегунов. С нетерпением и тревогой ожидали собравшиеся, чем кончатся состязания. Ребятишки взобрались на деревья и сидели на них, словно тетерева. Уже успело свариться в котлах мясо, а бегуны всё не показывались. Была выкурена не одна трубка, пока с верхушки самого высокого дерева вдруг раздался звонкий взволнованный детский крик:
— Бегут! Бегут!
Люди заволновались, вытянули шеи. Каждый хотел увидеть первым бегуна своего улуса.
Вдруг самые дальнозоркие увидели две чёрные точки:
— Правда! Показались!
— Смотрите, кто из них впереди?
— Невозможно узнать!
Бегуны уже находились на середине аласа.
— Вон в белой рубашке — Манчары?
— Он! Он…
— Тогда что же, борогонский бегун, этот без рубашки, опередил Манчары?
— Наш Манчары обгонит его… Должен обогнать…
— Эх, мчится как вихрь!
— Бегут рядом, ровно, как натянутая волосяная струна.
— Наш Манчары неутомим.
Бегуны приблизились.
— Манчары, да?
— Следите за ним!
— Тот, что без рубашки, снова нагоняет!
— Нет, не дал догнать! Манчары опять ушёл вперёд!
— Жми! Жми!
Опередив борогонского бегуна метра на два, Манчары громко ударил ладонью по берёзке, обозначавшей финиш, и побежал дальше. Одноулусцы встретили его возгласами восторга:
— Уруй! Слава! Уруй! Слава!
Когда Манчары уже стоял запыхавшись и старался отдышаться, слушая приветствия и поздравления молодых и благословения стариков, его позвали к Чочо.
— Бесстыдник, всё-таки победил! Можешь же бегать, чёрный пёс, а почему отказывался? Ну, что тебя, поубавилось, оттого что пробежал? — встретил его бранью Чочо. — Или стоишь, развесив уши, в ожидании награды, голодранец?
— Я в наградах не нуждаюсь! — решительно сказал Манчары.
— Ха-ха! В наградах не нуждается! А я вот обязательно награжу тебя. Я не отменяю своего слова. — Чочо начал было зычно хохотать, но вдруг сразу сделался суровым. — Твоя награда — всего три розги! Пусть они научат тебя впредь охотно и безропотно исполнять мои приказания. Если не научишься, добавлю ещё. Получишь мой подарок после отъезда гостей. А сейчас убирайся отсюда и на глаза мне не показывайся!
Все были поражены подлостью Чочо и застыли в молчании.
Манчары тоже стоял опустив голову, словно не верил своим ушам. Потом резко поднял голову и, ничего не говоря, кусая губы, быстро пошагал за урасу. Там, в стороне от людских глаз, он прислонился к развесистой иве. Стоял и думал о том, как тяжело быть бедняком. Его душили обида и досада, что на него смотрят как на скотину.
Кто-то вдруг коснулся плеча юноши. Он обернулся: возле него стояла Саргы. Девушка, не долго думая, ткнула его в грудь своими маленькими пальчиками и крикнула:
— Догоняй! — и упорхнула как бабочка.
Манчары почему-то не захотелось догонять её, и он пошёл следом за ней медленно-медленно.
Добежав до опушки леса, где трепетали своими листочками тоненькие осины, словно оплакивали кого-то, девушка остановилась, обхватила руками стройненькое деревцо с прямым светлым стволом.
— О-о, Манчары, какой ты, оказывается, быстроногий…
— Быстроногий… — Юноша с досады сорвал листок с дерева. — В награду за это три…
— Не надо, не думай об этом… — не дала договорить ему девушка. — Может быть, твой почтенный дядюшка шутит!
— Как бы не так!
— Давай не будем думать об этом…
Оба замолчали. Над ними зашелестели, зашептались о каких-то неведомых тайнах листочки осины.
— Саргы… Когда мы увидимся снова? Где? — спросил Манчары.
— Где увидимся? Только здесь. На этом месте…
— Когда?
— Будущим летом.
— Летом будущего года обязательно придёшь?
— Если разрешит отец…
— А если не разрешит?
— Нет, не говори так. Приду. Пустит — не пустит, всё равно приду.
— Саргы, придёшь или не придёшь, я всё равно найду тебя. Обязательно найду!
— Найди, Манчары. Я буду ждать…
На площади опять, наверно, началось состязание. Выкрики и возгласы доносились даже сюда, где стояли Манчары и Саргы.
— Я пойду…
— Подожди немного, Саргы. Совсем немного…
— Не надо… наши потеряют меня…
— Ещё немножко… Скажи что-нибудь на прощание, Саргы!
Девушка вздохнула, посмотрела на юношу своими чёрными, как спелая смородина, глазами.
— Закрой глаза…
Манчары закрыл глаза. Тогда девушка прильнула к нему, поцеловала в щеку и, мелькнув между осинками косой и платьем, скрылась.