Манчары

— Ну что ты, Басылай… По этой дороге я часто ходил. Сегодня почему-то сбился.

Как только старик и Манчары вошли во двор, дети окружили их. Из юрты принесли низенькую тальниковую табуретку и поставили её посередине двора. Манчары помог слепому сесть. Мальчики плотным кольцом обступили сказочника.

Старик был такой худой — кости да кожа, — что напоминал собой осенний тальник на песчаном берегу реки.

— О чём вы хотите послушать, добры молодцы? — спросил старик, вытирая пот с неподвижного, словно застывшего лица.

— О маленьком шалунишке!

— Нет, о Чарчахане!

— О Бэйбэрикэн!

— Дедушка! — сказал Манчары, коснувшись его колена. — В прошлый раз вы обещали рассказать о Чурумчуку.

— Расскажите о Чурумчуку! — хором попросили дети.

— Хорошо, — согласился старик.

Он достал табакерку, постучал по ней ногтем, заложил в нос понюшку и стал рассказывать.

…Жил-был отважный охотник по имени Чурумчуку. Не было более сметливого и удачливого охотника, чем он, но нужда и голод всё равно не покидали его. Дети Чурумчуку всегда ходили оборванные и голодные. Ценные меха, добытые руками охотника, переходили к купцам за бесценок. А он боялся с ними торговаться, слово сказать наперекор не осмеливался. Однажды Чурумчуку нашёл в тайге волшебный камень. С тех пор чего бы охотник ни пожелал — мигом исполнялось. Пришло счастье и довольство в семью охотника. Дарами волшебного камня пользовались окрестные бедняки. Слух о чудесной находке Чурумчуку дошёл до царя Чупчуруйдана. Царь приказал своим солдатам отнять у него камень. Опять стало голодно и холодно в юрте охотника. Не было предела горю Чурумчуку. Наконец он решил во что бы то ни стало вернуть свой чудесный камень. Охотник готов был ради этого сразиться с самим Чупчуруйданом. Как только у Чурумчуку появилось такое желание, мускулы его налились богатырской силой, глаза загорелись непотухающим огнём.

Однажды Чурумчуку пришёл во дворец и потребовал у царя свой камень. Чупчуруйдан не отдал камня, а за дерзость велел утопить охотника. Когда Чурумчуку бросили в море, он выпил всю воду и опять вернулся к царю:

— Отдай камень!

Разгневанный Чупчуруйдан приказал бросить его не растерзание голодным волкам и медведям. Но Чурумчуку и на этот раз спасся, разогнав всех хищных зверей, и они, разъярившись, набросились на самого Чупчуруйдана и разорвали…

Дети притихли, жадно слушая сказку. Манчары не сводил глаз со старика, боясь что-нибудь пропустить.

Вот бы ему стать таким, как Чурумчуку…

К воротам подъехал всадник. Никто даже головы не повернул, чтобы посмотреть, кто там.

— Нохо! — сердито крикнул всадник.

Дети вздрогнули, обернулись и увидели у ворот богача Чочо, сидевшего на гривастой лошади. Лицо его побагровело, глаза метали молнии.

Толстые щёки и подбородок его вздрагивали. А сам он, круглый и толстый, похожий на поставленные друг на друга две мокрые бочки, взгромоздясь на лошадь, казалось, заслонял собой всё небо.

Дети бросились врассыпную, только Манчары продолжал сидеть на месте, не трогаясь.

— Нохо, встань, говорят тебе! — сказал богач, грузно слезая с коня. Он вразвалку подошёл к Манчары, держа в руках плеть с серебряной рукояткой.

Манчары вскочил, всё ещё не понимая, почему дядя такой сердитый. Глаза у мальчика были спокойные и ясные.

Богач пришёл в ярость: какой-то оборванец посмел так держать себя с первым богачом, перед которым трепещет весь улус.

— Ты что, язык проглотил? — закричал Чочо, подняв плётку.

Манчары не знал, что говорить, и потому молчал. Крик богатого родственника услышала мать Манчары и вышла из юрты.

— Вас кто разгневал, господин? — спросила она, кланяясь.

— Твой сын растёт невежей. Он кто, человек или волчонок?

— Чем он провинился перед вами, господин мой?

— Чем провинился? Кто должен открыть мне ворота? Кто должен помочь мне сойти с коня?

— Он мог не увидеть вас, господин мой.

— А этого бродячего пса он сразу увидел! — показал он плетью на слепого. — Бросился ему ворота открывать. А меня он не увидел!

Манчары молчал. Ему было больно, что богач обидел старого человека, которого все уважали. Ведь он не виноват.

— Вы же… — Манчары раскрыл было рот.

— Что я?

— Вы же зрячий, а он — слепой.

Чочо вскипел ещё больше:

— Посмотрите на этого сосунка! С этих пор уже дерзнт. Я научу тебя быть почтительным. — Чочо несколько раз ударил Манчары кожаной плёткой. — Вот тебе за строптивость! В другой раз не то будет.

Манчары беззвучно плакал, уткнувшись лицом в тёплую мягкую землю. Чочо долго ещё бранил мать и старого Якова. Потом он сел на лошадь и уехал, бормоча проклятия.

А Манчары никак не мог успокоиться. Он плакал не столько от боли, сколько от обиды.

— Перестань, Басылай, плакать, — уговаривал его старик, гладя по чёрным непокорным вихрам. — Наш тойон — злая собака, и лучше с ним не связываться. Ну, не плачь.

Манчары вытер рукавом слёзы и, всхлипывая, присел рядом со стариком. Яков ласково провёл по его лицу шершавыми ладонями.

— Завтра всё забудется.

— Нет! Не забудется, — тихо, но твёрдо сказал Манчары и посмотрел в ту сторону, куда уехал Чочо.

Если бы старик был зрячим, он бы заметил, как сверкнули у мальчика глаза.