Гарри смотрел на меня с видом, будто он был умнее, хоть я была старше.
– Серьезно? Одна ложь – и прощай доверие?
Я посмотрела на него, напоминая взглядом, что я была старше и умнее.
– Да.
– То есть мама с папой не должны теперь тебе доверять, раз ты соврала о колледже?
– Я не врала о колледже.
Гарри закатил глаза.
– Допустим, они соврали о чем–то. Ты больше не будешь им доверять?
Я пожала плечами.
– Если ложь была большой, то скорее всего.
– Все так запутано.
– Для десятилетнего, – парировала я.
– А если бы я тебе соврал? Ты бы мне больше не доверяла? Никогда? – он ткнул меня, будто знал лучше.
– Разговор официально закончен, – пробормотала я. Мы подошли к родителям. Мама улыбнулась нам, папа, похоже, и не заметил нас.
– Вот вы где. Вовремя. Они как раз начинают, – мама отодвинулась подальше от папы, похлопала место между ними. Гарри сел рядом с мамой, и мне пришлось сесть рядом с зомби, что когда–то звался папой.
– Они сказали, что мы сегодня делаем? – Гарри поправил очки на носу.
– Мы можем лишь догадываться, – ответила мама, склоняясь, чтобы увидеть меня. – И, Финикс... – она заерзала. – Прости за наш прошлый разговор.
Еще раз? Мама, всегда властная, извинилась? Передо мной?
А потом я заметила потрясение и восторг на лице Гарри и поняла, что не ослышалась.
– Ничего страшного, – начала я, звуча как робот. – И ты меня прости.
Мир остановился во второй раз. Я извинилась перед мамой?
Жизнь, хватит издеваться, стань снова понятной.
– Как жизнь вожатой, Финикс? – я несколько дней не слышала, чтобы папа обращался ко мне не шипением или стоном, чтобы стало тише.
– Все хорошо, – сказала я так же, как ответила маме. С ними лучше останавливаться на простых ответах.
– Так тебе не нравится? – папа безумно стучал ногой, но остальное тело будто было статуей. Он смотрел вперед, пока говорил со мной.
– Это не так... – я разглядывала комнату, желая, чтобы они уже начинали. – Все хорошо.
– Значит, нравится?
Я вздохнула. Почему из всех возможных вопросов он зациклился на теме вожатой?
– Д–да, – медленно сказала я, надеясь, что он поймет и перестанет спрашивать.
Папа молчал мгновение, лишь топал ногой. А потом спросил:
– Ты уже завела друзей? Гарри, похоже, нашел целую кучу.
Я взглянула на Гарри. Тот смотрел на папу с чем–то, похожим на любопытство, потому что мы совсем не привыкли к таким разговорам с папой.
– Нет, – сказала я. – Я была занята работой, учебой и тренировками, так что времени на общение не было.
– Кэллам – твой друг, – отметил Гарри.
Я скрипнула зубами. Из–за Кэллама я и не хотела развивать тему вожатой с папой. Братишка вдруг решил вмешаться.
– Кто такой Кэллам? – спросил папа.
Я заерзала, этот разговор напоминал беседу с мамой во вторую ночь в лагере.
И тут заскрипел микрофон. Спас от разошедшейся активности семьи.
– Это Кэллам, – шепнул Гарри моему папе, Кэллам прошел в переднюю часть комнаты с Беном и фонящим микрофоном.
– Это Кэллам, – папа сдвинул брови. – Он не слишком взрослый, чтобы быть твоим другом, Финикс?
Я хотела умереть. Хотела провалиться сквозь землю.
– Мы оба пойдем в последний класс осенью, пап. Остынь.
Кэллам взял микрофон у Бена, настроил и вернул его. Противный звук прекратился.
– Он все равно взрослый для тебя.
Мое лицо пылало. Папа не встречал Кэллама. Он знал лишь, как тот выглядит, и что Гарри сказал ему, что мы дружим. Может, Кэллам был непростым, но он заботился об остальных, был трудолюбивым и любил приключения. Я видела, что Кэллам хороший.
– Кэллам – мой наставник, пап. Я не могу его избегать.
– Финикс... – в его голосе звучало предупреждение.
– И если ты хочешь быть моим родителем, то это занятие круглосуточное и все дни недели, а не работа на десять минут раз в пару месяцев, – я так обычно не говорила с родителями, а теперь сорвалась на обоих в один день.
Раздражение мелькнуло на его лице.
– Я – твой отец. Ты не будешь так со мной разговаривать, – рявкнул папа.
Мое лицо снова вспыхнуло.
– Ты – отец лишь на словах, папа, – едко сказал я. – И ты перестал подходить под требования этого статуса довольно давно, так что не жди, что я буду исполнять обязанности дочери, пока ты не придерживаешься своей стороны сделки.
И гнев папы внезапно пропал. От такой перемены на лице отца я ощутила стыд, захотелось стереть последние полминуты.
Я не знала, почему злилась на него после всего, но так было. Ему уже хватало провалов, мне не стоило добавлять провал в роли отца к безработному и почти бездомному.
Казалось, он хотел что–то сказать, но в комнате раздался голос Бена.