Малыш

То, что рождение ребенка следует отпраздновать, как только Китти оправится от родов, ни у кого не вызывало сомнения. Что и должно было произойти в ближайшее время. В остальном же программа была чрезвычайно проста. После обряда крещения в силтонской церкви священник и несколько друзей господина Мартина, что-то около полудюжины соседей-арендаторов, которых не смущала перспектива проделать путь в две-три мили, должны были собраться на ферме. Там их будет ждать обильный и вкусный завтрак. Эти добрые люди были бы счастливы разделить радость честного семейства Маккарти за праздничным столом. Но что делало семейство вполне счастливым, так это то, что и Пат должен был присутствовать на семейном празднике, поскольку его отъезд в Ливерпуль намечался лишь на самый конец сентября. Решительно, богиня Люцина[135], покровительница рожениц, все превосходно устроила, и ей следовало бы поставить самую большую свечку, если бы она по происхождению не была язычницей.

Но прежде всего встал вопрос: как назвать новорожденную?

Бабушка остановилась на имени Дженни, и здесь не возникло никаких разногласий, как и в вопросе о выборе крестной матери. Все единодушно отдали почетную роль бабушке, ибо были уверены, что ей это доставит большое удовольствие. Правда, целых четыре поколения разделяли прабабушку от правнучки, и было бы, конечно, лучше, если бы крестница могла рассчитывать на свою крестную мать, по крайней мере в детстве. Однако в данном случае в основе лежало чувство, а это решало все: старая женщина как бы заново обрела материнство, и слезы умиления заструились из ее глаз, когда она услышала такое предложение, сделанное не без некоторой торжественности.

А что же крестный отец?… О! Вот это вопрос! Здесь все было не так просто. Конечно, налицо имелись два брата, Пат и Сим, оспаривавшие друг у друга честь быть крестным отцом малютки. Однако выбрать одного — значило обидеть другого. Конечно, Пат, будучи старше Сима, мог рассчитывать на пальму первенства в данном вопросе. Но он был моряком, и у него на роду написано провести большую часть жизни на море. Как бы он мог в этих условиях заботиться о новой крестнице?… Пат все прекрасно понимал, хотя и был, конечно, страшно огорчен, и выбор пал на Сима.

Но вот бабушка высказала мысль, которая на первый взгляд не могла не удивить. Как бы то ни было, но право выбора кума принадлежало ей. Так вот! Она назвала Малыша.

Помилуй Бог! Найденыш, сирота, без роду без племени?…

Да мыслимо ли это?… Конечно, Малыш умен, трудолюбив, предан… Его любили, уважали, ценили все обитатели фермы… Но кум… Это уж слишком! Малыш!… Да и потом, ему всего-то семь с половиной лет, не слишком ли он молод, вернее мал, для столь ответственного дела?

— Не важно, — заявила бабушка, — ему недостает того, что у меня в избытке… так что все уравняется.

Действительно, если куму не было и восьми, то крестной матери шел уже семьдесят седьмой год — а, значит, на двоих — восемьдесят четыре… Если пополам — значит, на каждого приходилось всего лишь сорок два года.

— Самый цветущий возраст, — не преминула добавить старушка.

Естественно, что, несмотря на желание каждого сделать бабушке что-то приятное, данное предложение требовало внимательного рассмотрения. Молодая мать, с которой проконсультировались по этому поводу, не высказала против предложения бабушки никаких возражений, так как питала к Малышу почти материнскую нежность. Однако господин Мартин и Мартина вы казали некоторую нерешительность, поскольку так и не смогли ничего разузнать о гражданском состоянии ребенка, подобранного на кладбище Лимерика и не знавшего своих родителей.

Тогда в дело вмешался Мердок и смело разрешил проблему. Сообразительность и рассудительность Малыша, не свойственные, казалось бы, столь юному возрасту, серьезный склад ума, настойчивость в желании дойти до сути вещей — все это заставило его решиться и окончательно отбросить все колебания.

— Ты хочешь?… — коротко спросил он.

— Да, господин Мердок, — ответил Малыш.

Причем произнес он это так твердо и решительно, что все были просто поражены. Не было уже никаких сомнений в том, что мальчик полностью отдавал себе отчет в той ответственности, которую берет на себя в заботах о будущем своей крестницы.

Двадцать шестого сентября с восходом солнца все уже были готовы к торжественной церемонии. Все принарядились, кто как мог, а затем женщины в двуколке, а мужчины пешком, в приподнятом настроении отправились в церковный приход Силтона.

Но едва они вошли в церковь, возникло одно осложнение, вернее затруднение, о котором никто не подумал. И причиной его стал приходский священник.

Он спросил, кто будет крестным отцом малютки.

— Малыш, — ответил Мердок.

— Сколько ему лет?…

— Семь с половиной.

— Семь с половиной?… Маловато… Ладно, не беда… Скажите, я полагаю, у него есть и другое имя, кроме Малыша?…

— Господин священник, мы знаем только это, — ответила бабушка.

— И никакого другого? — изумился священник.

А затем, обращаясь к мальчугану, добрейший джентльмен стал допытываться:

— У тебя должно быть имя, данное при крещении.