Малыш

Малыш был самым маленьким в «рэгид-скул». Ему было всего четыре с половиной года. Бедное дитя! На его челе вполне бы могло быть начертано французское выражение «Pas de chance!»[65]. Воистину, замкнутый круг! Подвергаться жестокому, как известно, обращению со стороны Торнпайпа, быть низведенным до состояния механизма, оказаться затем вырванным из рук свирепого палача благодаря состраданию нескольких добрых душ Уэстпорта… И все для того, чтобы очутиться в результате в стенах «рэгид-скул» Голуэя! А потом, когда мальчик покинет ее, не ожидает ли его еще что-нибудь гораздо худшее, быть может?…

Конечно, приходским священником, вырвавшим несчастного из рук бродячего кукольника, двигало доброе чувство. После бесплодных поисков пришлось отказаться от надежды выяснить, кто его родители. Сам же Малыш помнил лишь одно: он жил у какой-то злой женщины, где была еще девочка, которая его иногда целовала, и еще одна малышка, которая умерла… Где это было? Был ли он брошенным ребенком, или его похитили у семьи? Об этом никто ничего не знал.

С тех пор, как ребенок очутился в Уэстпорте, о нем заботились то в одном доме, то в другом. Женщины жалели его. Мальчику оставили его имя «Малыш». Он жил в разных семьях — где неделю, где две. Так продолжалось три месяца. Но приход был небогат. Немало несчастных жили на его счет. Если бы здесь был детский приют, то наш мальчуган наверняка остался бы в нем. Но, увы, детского приюта там не было. Поэтому пришлось отправить Малыша в «рэгид-скул» Голуэя, где вот уже девять месяцев он прозябал среди весьма живописного сборища сорванцов. Когда ребенок выйдет оттуда, если вообще выйдет, что ждет его? Он принадлежал к числу тех обездоленных, для которых, начиная с самого раннего возраста, существование, с его ежедневными заботами, является вопросом жизни и смерти, — увы, вопросом, слишком часто остающимся без ответа.

Итак, вот уже девять месяцев как Малыш находился на попечение старухи Крисс, совершенно отупевшей, а также несчастного Грипа, покорившегося своей судьбе, и господина О'Бодкинза, этой счетной машины для сведения расходов и доходов. Однако крепкое телосложение позволило Малышу выстоять против стольких разрушительных факторов. Пока что он еще не числился в гроссбухе[66] директора в графе больных корью, скарлатиной и другими детскими болезнями, ибо в противном случае его счеты с жизнью были бы давно уже сведены… на дне общей могилы, отведенной Голуэем своим оборванцам.

Однако если Малыш стойко переносил все тяготы и лишения, которым подвергалось его физическое здоровье, то не следовало ли опасаться за его интеллектуальное и моральное состояние? Как перенес он общение с этими «rogues»[67], как называют таких детей англичане? Как чувствовал он себя, находясь в толпе гномов, порочных душой и телом? Одни из них были рождены неизвестно где и невесть от кого, а другие, и таковых было большинство, явились на свет Божий от родителей, находившихся в исправительных колониях, если уже не казненных! Воистину, не лучшее общество!

Был среди них один мальчуган, чья мать «тянула срок» на острове Норфолк[68], в самом центре Южных морей, а отец, приговоренный к смертной казни за убийство, кончил жизнь в Нью-гейтской тюрьме от рук знаменитого Берри.

Этого мальчугана звали Каркер. В двенадцать лет ему, казалось, уже было предназначено судьбой пойти по стопам родителей. Неудивительно, что среди омерзительной компании «рэгид-скул» он был важной персоной. Он пользовался определенным влиянием, сам был испорченным и развращал других, окружал себя льстецами и сообщниками, был признанным главарем шайки отъявленных мерзавцев, всегда готовых выкинуть какую-нибудь злую шутку в ожидании момента, подходящего для совершения настоящего преступления, как только школа сможет их выбросить как шлак на большую дорогу.

Поспешим заметить, что Малыш не испытывал к Каркеру ничего, кроме отвращения, хотя и не переставал смотреть на него во все глаза, с откровенным удивлением. Еще бы! Сын повешенного!