Малыш

— А два выездных лакея на запятках?

— Да, как и полагается.

— Теперь вы, конечно, помните, продолжал лорд, — что у меня был портфель с бумагами, касающимися процесса, угрожающего нам со стороны прихода…

— Процесса несправедливого, в который приход имел дерзость нас вовлечь, — добавила леди Пиборн очень многозначительным тоном.

— Этот портфель, — продолжал лорд, — заключал в себе не только важные бумаги, но и банковые билеты на сто фунтов, предназначенные поверенному.

— Совершенно верно, маркиз.

— Вы знаете, маркиза, что произошло далее. Мы приехали в Ньюмаркет, ни разу не выйдя из коляски. Господин Лерд встретил нас у подъезда. Я показал ему бумаги, предложил на расходы деньги, но он заявил, что ему пока не нужны ни те, ни другие и что он сам явится в замок, когда надо будет дать ответ на требования прихода…

— Глупые требования, которые в прежние времена сочли бы за дерзкое посягательство на наши права!..

Говоря это, маркиза лишь повторила слова, не раз сказанные по этому поводу маркизом.

— Итак, я унес с собой портфель, мы сели снова в коляску и вернулись к семи часам вечера домой, когда уже начинало смеркаться.

Вечера стояли темные, потому что был еще только конец апреля.

— И вот, — продолжал маркиз, — этот портфель, который я, как отлично помню, положил в левый карман пальто, теперь мною не найден.

— Может быть, вы положили его по приезде на письменный стол?

— Я тоже так полагал, маркиза, и обыскал весь стол…

— Никто не заходил сюда со вчерашнего вечера?..

— Кроме Джона, никто. Но он вне подозрений.

— Никогда не следует слишком доверять людям, — ответила леди Пиборн.

— Возможно, что портфель выпал на сиденье коляски…

— Выездной лакей заметил бы это, и если только он не нашел нужным присвоить себе эти сто фунтов…

— Я готов пожертвовать в случае надобности этими ста фунтами, но фамильные бумаги, доказывавшие наши права против прихода…

— Прихода! — повторила, как эхо, маркиза.

В ее возгласе слышно было все презрение замка к какому-то приходу, требования которого были слишком непочтительны.

— Значит, — сказала она, — если бы мы проиграли этот процесс, несмотря на полную нашу правоту…

— И мы проиграли бы его, если бы не имели этих актов.

— Приход вступил бы во владение этой тысячью акров леса, примыкающего к парку и составляющего часть владения Пиборнов со времен Плантагенетов?..

— Да, маркиза.

— Это было бы возмутительно!..

— Возмутительно, как и все вообще, что угрожает феодальной собственности в Ирландии, — эта уступка земель крестьянам, это возмущение против лендлордизма!.. Да, мы живем в странное время, и если губернатор не восстановит порядка, повесив главарей аграрного союза, то я просто не знаю или, скорее, я прекрасно знаю, чем все это кончится…

В эту минуту дверь кабинета отворилась, и на пороге появился мальчик.

— А, это вы, граф Эштон? — сказал лорд.

— Маркиз и маркиза всегда называли сына по его титулу.

— С добрым утром, милорд, отец мой.

Затем он подошел к миледи, своей матери, и поцеловал у нее церемонно руку.

У этого юного четырнадцатилетнего джентльмена было удивительно правильное, но ничего не выражавшее лицо, которое не обещало и с годами стать более живым и умным. Это было вполне естественное произведение маркиза и маркизы, не затронутых течением современной жизни. Родовой инстинкт заставлял этого мальчика вести себя довольно прилично и оставаться до конца ногтей графом, несмотря на то, что маркиза очень баловала его и все слуги были обучены исполнять его малейшие капризы. На самом же деле у него не было ни одного качества его возраста: ни добрых порывов, ни восторженности, присущей молодости.

Это был молодой человек, привыкший, благодаря воспитанию, видеть во всех окружающих лишь низших людей, прекрасно изучивший все виды спорта: верховую езду, скачки, охоту, игру в теннис и крокет, но по образованию почти невежда, несмотря на полдюжины преподавателей, напрасно старавшихся над его развитием.

Число молодых людей высокого происхождения, обещающих быть совершенными болванами, но отличающихся изысканным воспитанием, теперь заметно уменьшается. Однако они еще не совсем исчезли, и в числе их был и граф Эштон.

Ему рассказали случай с портфелем. Он помнил, что милорд, его отец, держал портфель в руке, выходя от поверенного, и что он положил его не в карман пальто, а на одну из подушек сиденья при отъезде из Ньюмаркета.

— Вы уверены в том, что говорите, граф Эштон? — спросила маркиза.

— Да, миледи, и не думаю, чтоб портфель мог выпасть из экипажа.

— Следовательно, он должен был еще находиться там, когда мы приехали в замок?..

— Из чего следует заключить, что он присвоен одним из лакеев, — заметила леди Пиборн.

Граф Эштон был того же мнения. Он не питал ни малейшего доверия к этим хамам, которые всегда или шпионы, или воры и которых следовало бы иметь право сечь плетьми. Откуда он взял, что в Великобритании были некогда рабы? Он очень жалел, что маркиз не назначил ему особого лакея, лично для него, или по крайней мере хоть грума. Вот уж кто узнал бы, что значит господская рука…