– О, Стасян, здарова! – обрадовался этот самый Тоха, освободив мне место в первом ряду перед расписанием.
Кто?! Пипетка?! Я пипетка?!
Меня так лет шесть или семь не называли. И, вообще, так называл только один пацан, когда мне было около одиннадцати, и я гостила у бабушки в деревне, где он тоже гостил у своей.
Желание повернуться на голос этого хама и влепить ему по морде рюкзаком было равно Эвересту. Но вместо того, чтобы начинать первый учебный день и год с драки, я привлекла к себе Юльку и прошептала:
– Стасян – это такой кудрявый жирный пуфик за моей спиной, да? У него еще ямочка на левой щеке.
– Ну-у, – протянула подруга, заправляя прядь волос за ухо и задумчиво глядя на парня за моей спиной. – Судя по тому, что я вижу, Стасян – это здоровенный сексуальный шкаф. И да, шкаф кудрявый и с ямочкой.
– Ты что-то путаешь, – произнесла я раздраженно и сама повернулась, чтобы посмотреть на возмутителя своего внутреннего порядка.
Взгляд уткнулся сначала в широкую грудь, спрятанную под тканью черной футболки, поверх которой был надет спортивный бомбер кислотного зеленого цвета, словно он ученик американского колледжа, а не российского университета, пусть даже престижного.
Медленно поднимала голову до тех пор, пока не встретилась взглядом с карими глазами, в которых интерес в одну короткую секунду сменился узнаванием.
Еще бы! Сложно забыть девчонку, которая когда-то гоняла его по деревне бабулиными гусями. Так быстро, как кот тех гусей, он, наверное, еще никогда не бегал.
Или вспомнить его шалость, когда он принес мне полулитровую банку с жижей, сказав, что это березовый сок, а в итоге оказалось, что это коровьи слюни. Хорошо, что я тогда не решилась попробовать его гостинец, а то до сих пор бы блевала под той березой.
– Шишкина? – выдохнул он, сузив глаза.
– Соколовский? – повторила его тон и мимику.
– Пипетка? – спросил он, словно желая подтвердить еще раз, что я не игра его больного воображения.
– Придурок? – уточнила и я, чувствуя, что мы становимся центром всеобщего внимания.
– Ну, знаешь?! – взметнулись его темные брови, прячась под черной банданой с белым орнаментом. – Я просто вспомнил твоё прозвище с детства, а не оскорблял.
– Я тоже просто вспомнила твое прозвище, – склонила голову набок, с любопытством разглядывая парня.
Где тот низкорослый крепыш, которого я знала лет шесть назад? Ему тогда было около четырнадцати и он был немного ниже меня, одиннадцатилетки, что давало мне полное право называть его коротышкой. Придурком я его называла после каждого идиотского розыгрыша, которыми он почти ежедневно меня «баловал».
Сейчас передо мной стоял высокий, подтянутый и красиво сложенный парень, который, судя по всему, увлекался спортом и служил главным увлечением всех девчонок универа, которые сейчас хихикали в сторонке, томно нашептывая его имя.
Знакомые темные глаза цвета кофе с вечными смешинками в них, смотрели так, словно он прямо сейчас придумывает новую пакость или уже напакостил и ждет, когда я это замечу. Черные волосы, растущие буйным сопротивлением любой укладке и расческе, так и остались лохматыми с того самого лета, когда я в редкие минуты нашего перемирия вплетала в них цветы. Ну, как вплетала? Просто втыкала помимо его воли сорванный цветок в его густую шевелюру, пока он рыбачил или о чем-то увлеченно мне рассказывал, делая вид, что не замечает маленькой шалости.
– Ты так и не выросла с того лета, – произнес он, оглядев меня с ног до головы.
– Зато тебя, я смотрю, с того лета конями растягивали.
Парень рассмеялся, запрокинув голову. Рассмеялись и еще несколько, рядом стоящих с ним, парней. Видимо, прихвостни вожака.
– Шишкина, – покачал Стас головой. – Ты слышала, что в каждой девушке должна быть изюминка?
– И? Во мне слишком много изюма? Не разжуешь? – предположила я.
– Нет, – ответил он насмешливо. – Просто в твоем случае изюм находится там, где должен быть мозг.
– Ну, Соколовский, по крайней мере, в моей голове хоть что-то есть, в отличии от твоей, – пожала я плечами, иронично улыбаясь. – Тебе там не сильно дует наверху? Ветер не громко свистит в пустоте черепной коробки?
В стороне послышались смешки, которые явно не понравились популярному в этом универе Стасику.
Не желая уронить свое реноме, парень подошел ко мне вплотную, почти наступая на носки черных туфель своими кроссовками. Если бы не высокий каблук, то я бы сломала себе шею, желая выдержать его решительный взгляд.
– Хочешь войну, Шишкина? – спросил он, немного наклонив голову, словно желая меня поцеловать.
В этот момент моё сердце выпало из подола платья и едва успело зацепиться за каблук, чтобы не упасть на пол у его ног.
Не желая показать, что мне хоть немного стало не по себе от его близости и столь дерзкого натиска, тоже приблизила своё лицо к его. Настолько близко, что между нашими губами остался буквально сантиметр.
– А разве наша война когда-то заканчивалась? – спросила полушепотом, с удовлетворением заметив, как он тяжело сглотнул. – Или ты, всё-таки, решил признать свое поражение за то лето?