Малый апокриф (сборник)

Я услышал, как мегафон неожиданно прохрипел: Всем стоять!.. — А потом: Руки за голову!.. Быстро!.. Не двигаться!.. — Вероятно, в налаженном механизме произошел некий сбой. Вдруг ударили выстрелы, кажется, из пистолета. Вдалеке ахнул взрыв разлетевшегося стекла. Два прожектора слева внезапно погасли. Свет, лежащий вдоль русла Канала, заметно ослаб. Я сказал Маргарите: Только спокойно!.. Видишь сзади ступеньки к воде? Отползаем туда… — А она мне ответила тут же: Проклятый город!.. Слушай, ты же в Комиссии, сделай мне пропуск через кордон… Ты же можешь, я знаю, я здесь больше не выдержу… Я, в конце концов, видимо, тихо и мирно рехнусь… И тогда меня изолируют — просто как сумасшедшую… — Разумеется, я не стал реагировать на этот горячечный бред. Как и все, она в корне неправильно представляла себе работу Комиссии, заблуждаясь насчет нашей истинной власти и истинных прав. Очень сильно и очень глубоко заблуждаясь. В общем, мы отползали, как гусеницы, через кусты. И, как гусениц, нас обволакивал жесткий шорох. К счастью, плыли в сиянии — крики, удары, возня. И сипенье моторов, которое все заглушало. Я уперся во что-то, и это — был человек, посмотревший испуганно, но ничего не сказавший. Я вдруг снова почувствовал близящееся: Хруммм!.. Хруммм!.. — Но до спуска к воде оставалось уже совсем немного. Запах ряски и тины накрыл меня с головой. Душный, плотный, горячий, сырой, комариный. Перемешанный с запахом влажных, пряно-дурманных цветов, — вероятно, кувшинок, раскрывшихся ближе к полуночи. На ступеньках, ведущих к воде, Маргарита слегка поднялась. Оглянулась, всмотрелась и — неожиданно вскрикнула. Я прижал ее — вниз, к парапету, стараясь прикрыть. — Там-там-там!.. — говорила она, вырываясь, — сильно морщась и тыча куда-то рукой. Зараженный ее потрясением, я тоже всмотрелся: на гранитной площадке, которая касалась воды, между комьями тины, мерцающими от гниения, я увидел большой треугольный изогнутый кожистый ласт: мокрый, жирный, блестящий, как будто тюлений, чуть подрагивающий на светлом своем конце, и еще прежде, чем я успел по-настоящему испугаться, ласт поднялся из тины, свернувшись почти кольцом, а потом тихо шлепнул по мокрым осклизлым ступеням — словно брызги, плеснув на гранит синеватый огонь — и стоячая ряска вокруг него — заколыхалась.