Мы прошли пакгаузы, и со всех сторон нас обступили пеналы из светлого кирпича. Одинаковые, безликие, отличающиеся лишь по размерам и по количеству этажей. Это потянулись районы новостроек. Простирались они на десятки километров, окружая город враждебным искусственным частоколом. Была в них какая-то тупая унылость. Словно строили не люди, а некие механические существа. И особенно удручающе выглядели они сейчас, когда были покинуты своими жителями. Висели лопнувшие провода. Стояли троллейбусы с разбитыми стеклами. Двери многих парадных были сорваны, и оттуда гнилыми языками выплескивался квартирный мусор. Валялись матрасы, игрушки, взрезанные чемоданы. Впечатление было неприятное. Словно после чумы. Я не ожидал, что здесь будет так пустынно. Насколько я знал, «явления» не затрагивали новостройки. Тут не возникали «мумии» и не случалось «прорывов истории». Не разваливались, набухая, здания, и не трескался от железной травы асфальт. Не свирепствовала гроза, и не образовывались многокилометровые болота. Тут все было, как обычно. Даже коммунальные службы работали вполне нормально. Во всяком случае, если судить по сводкам. И тем не менее, население покинуло эти районы. Видимо, поддавшись общей панике.
— Кладбище, — сказала Леля.
Она была права. Я опять чувствовал то же самое. Солнце стояло уже высоко, начинало припекать, редкий болотный туман, царивший в городе, незаметно рассеялся, проступило синее небо, но ощущение было именно как от кладбища. Хотя как раз в новостройках мы встретили первых людей.
Произошло это неожиданно.
Мы брели по широкой улице, ведущей на юго-восток, и вдруг неподалеку от перекрестка, из стеклянного магазина с надписью «Промтовары» вынырнули трое мужчин в рабочих комбинезонах. Все трое были коренастые, неповоротливые, угрюмые, чем-то даже, как братья, похожие друг на друга — в тяжелых армейских ботинках, с ломиками в руках. И у каждого из них за спиной висело по объемистому рюкзаку.
Они увидели нас и остановились, как вкопанные.
Мы тоже остановились.
До этого мы почему-то не сталкивались с людьми. Попадались только «мумии»: десятки и сотни «мумий», лежащих на улицах. Высохших, потемневших, рассыпающихся во прах. А живых людей не было.
Эти — первые.
— Ого! — наконец сказал старший.
Я засунул руку в карман и достал пистолет. Я не стал его наводить, не стал щелкать предохранителем и демонстративно передергивать затвор. Я просто держал его у бедра. Так, чтобы видели.
На всякий случай.
У них, вероятно, тоже что-то было. Потому что старший мужчина тоже сунул руку за пазуху. Но доставать ничего не стал. Наверное, передумал.
— Ну как там вообще? — спросил он.
— Плохо, — ответил я.
— Мертвецы, чудовища?
— Всякое попадается…
— А радиация? — спросил мужчина.
— Что — радиация? — не понял я.
— Говорят, там — радиация страшная…
Я пожал плечами:
— Никакой радиации нет. Я, по крайней мере, ничего об этом не слышал…
Двое крайних мужчин сразу же посмотрели на старшего. А тот усмехнулся:
— Ясненько. Тогда — извините за беспокойство…
Все трое тут же развернулись и ушли в просвет между домами.
Шаги их затихли.
— Могильщики, — сказала Леля.
И снова она была права. Это были могильщики. Те, которые сейчас хлынут в город и разорят его окончательно. Так что — ничего не останется. Пустошь. Болотистая равнина.
Может быть, это и к лучшему.
— Да, — сказала Леля.