Франсуа продолжал навещать Мориса раза по два в неделю. Здоровье бедного мальчика нисколько не улучшалось, его ноги и спина не выпрямились, плечо по-прежнему выдавалось вперед, лицо было изборождено шрамами. И вместо того, чтобы набираться сил, он делался все слабее. Сознание своего уродства и равнодушие Адольфа до того печалили больного, что он не мог справляться со своей грустью.
Морис часто бывал у де Нансе, где его всегда встречали ласково и дружески, Христина была с ним приветлива и ласкова, глубоко жалела его, но не выказывала той дружбы, о которой Морис мечтал. Несколько раз бедный мальчик говорил ей, что имеет такое же право, как и Франсуа, на ее привязанность, так как был тоже несчастным калекой.
– Франсуа не несчастный, – возразила Христина, – он не упал духом и подчинился Божьей воле. Кроме того…
– «Кроме того» что, Христина? Скажи!
– Нет, я лучше промолчу, – ответила она. – Только никто на свете не может сделать для меня того, что сделали Франсуа и его отец. Я тебе уже говорила об этом. Я также говорила, что сделаю все, чтобы показать, как я жалею тебя и искренне желаю тебе добра.
В этот день Морис несколько раз принимался просить Христину любить его так, как она любит Франсуа, но она мягко говорила ему, что это невозможно. Оставшись наедине с де Нансе, маленькая Дезорм пожаловалась ему на то, что Морис стал очень требователен.
– Каждый раз, когда он говорит мне такие вещи, – сказала девочка, – я начинаю его любить меньше и находить смешным и назойливым. Он просит больше, чем смеет. Я не знаю, что ему отвечать, поэтому мне очень неприятно, когда он приходит. Что делать, милый мой отец? Боюсь, что я начну ненавидеть Мориса.
– Нет, моя маленькая, он тебе надоедает, но ты не станешь ненавидеть его, потому что всегда будешь помнить о том, что он друг Франсуа.
– Нет, не друг, – покачала головой Христина, – Франсуа бывает у него только из жалости.
– А ты из сострадания будешь ласково принимать его, Христина, – сказал де Нансе. – Молись и проси Бога, чтобы он сделал тебя милосердной, помни также, что главное в жизни – быть доброй к людям.
Христина горячо поцеловала де Нансе и прибавила:
– Я буду думать о вас и Франсуа и стараться подражать вам. Когда придет Морис, вы увидите, дорогой отец, какой доброй я буду с ним.
Дня через два после этого разговора Франсуа снова был у Мориса и застал его в слезах. На вопрос маленького Нансе, о чем он печалится, Морис ответил дрожащим от волнения голосом:
– Мамочка только что сказала мне, что всем нам нужно переехать в Париж. Уже больше года они с папой не были в городе, и им необходимо отправиться туда по делам… Кроме того, дедушка, мамин отец, сильно болен… Он при смерти и зовет маму и папу… Мама сказала, что мы уедем через несколько дней и что в Париже Адольф сейчас же поступит в гимназию. Тогда, – прибавил Морис, – я стал просить мамочку оставить меня здесь, не подвергать неприятностям и насмешкам, которые мне придется переносить в Париже, но она беспокоится о моем здоровье и боится расстаться со мной, между тем ей непременно нужно побывать в Париже из-за дел и болезни дедушки. Значит, мне тоже придется уехать, как бы это ни было для меня тяжело. Если бы еще папа мог поехать один, но маме тоже нужно быть в городе, и я отлично понимаю, что Адольф здесь совсем не учится, даром теряет время, что ему пора поступить в гимназию. Только если мама уедет, мне тоже нельзя будет остаться. А для меня так ужасно уехать из деревни, переменить мою спокойную жизнь. Мамочка видела, как я горюю, и сказала, что она принесла бы мне жертву, то есть рассталась бы со мной, оставив меня здесь, если бы где-нибудь вблизи жили наши родственники или близкие друзья, которые взяли бы меня к себе на месяц, на два, конечно, дав слово каждый день писать ей о моем здоровье. Правда, я болен, болен даже сильнее, чем она думает, потому что я скрываю от нее большую часть моих страданий, чтобы не тревожить ее. Я умру от этой ужасной поездки в Париж. И, к несчастью, у нас нет здесь никаких родственников или друзей, которые могли бы взять меня. Ах, Франсуа, Франсуа, если бы ты знал, как мне тяжело, каким несчастным я себя чувствую!
Франсуа не находил слов, чтобы утешить Мориса, и только плакал вместе с ним, советуя молиться Богу и просить у него поддержки. Он обещал часто писать Морису и постарался прогнать страх, который охватывал того при мысли о жизни в Париже. Наконец Франсуа удалось немного успокоить больного, и он ушел.
Вернувшись домой, Франсуа рассказал отцу и Христине о новой печали бедного Мориса.
– Какой несчастный мальчик! – воскликнула Христина. – Как бы нам хоть немного успокоить и утешить его?
– К несчастью, его печаль такого рода, что мы не можем изгладить ее, – заметил де Нансе, – в наших силах только смягчить его горе, заботясь о нем до самого отъезда. Франсуа, поди к нему завтра, мы с тобой, Христина, тоже отправимся в имение Сибран.
Христина задумчиво улыбнулась, но потом в ее глазках блеснул лукавый свет: