Маленький Бобеш

Бобеша разбирало любопытство. Он просто сгорал от нетерпения расспросить обо всем, чего не понимал. Опасался только, как бы мать чего-нибудь не сказала. А она уж непременно скажет: ты, мол, еще мало смыслишь; когда вырастешь побольше, тогда все узнаешь. А ведь он и так большой, он же в школу ходит!

Придя на кухню, Бобеш достал из сумки букварь и стал читать. Он умел читать не только то, что проходили в школе. По чтению учитель обычно приводил его в пример. Читать Бобеш очень любил. Но самым увлекательным для него занятием было складывать разные буквы. Они вдруг словно оживали, когда из них получалось слово, которое что-то означало. Дедушка вырезал Бобешу крупные буквы из газетных объявлений, заголовков и наклеил их на картон, чтобы они не порвались. И этой азбукой Бобеш мог забавляться хоть полдня. Вот и теперь он сел в закоулочек за бабушкиным сундуком — это был его уголок — и там играл. Первое слово, которое он сложил из газетных букв, было такое:

БРАТЕЦ

— Дедушка, дедушка, вот у меня и братец!

— Ну-ка, покажи! — смеясь, сказал дедушка. — Ей-ей, братец, прямо как живой!

— Знаешь что, дедушка? Я нарисую братца.

— Что же, валяй!

Бобеш нарисовал братца.

— Что это? — спросила бабушка, глядя на рисунок.

— Да братец же!

— Страшилище какое, ему бы только ворон пугать!

— Дедушка, слышишь, бабушка говорит, что это страшилище, — пожаловался Бобеш.

— Сама-то она и эдак не сумела бы нарисовать, — отозвался дедушка.

Бобеш так и загорелся:

— Бабушка, бабушка, нарисуй мне что-нибудь!

— Я не умею.

— Дедушка, бабушка не умеет рисовать.

— Вот видишь, я же говорил, что не сумеет, а еще смеется над другими.

Бобеш опять принялся складывать буквы, потом раскрыл букварь с конца и стал читать.

— Как странно, дедушка, — сказал он вдруг, отрываясь от книги: — когда я смотрю в букварь, то сначала это только печатная бумага, куча букв, а если прочтешь, то получается загадка. Удивительно, верно? Послушай, я тебе прочитаю:

Дед на крыше дым пускает,
А огня не высекает.

Что это, дедушка?

— Гм… вряд ли я угадаю… — Дедушка подпер рукой голову и принял глубокомысленный вид.

— Ну, отгадал?

— Нет.

— Сказать тебе?

— Сдаюсь, Бобеш. Скажи.

Бобеш только этого и ждал, он больше всего радовался, когда сам мог что-нибудь объяснить. Дедушка, конечно, давно догадался, но не хотел лишать Бобеша удовольствия.

— Так знаешь, дедушка, что это?

— Говорю же, не знаю.

— Печная труба!

— Труба? Это как же?

— Ну, дед — это труба, а из трубы дым идет, понимаешь? И дед курит — тоже дым пускает, так ведь?

— Покажи мне, Бобеш, где написана эта загадка, я тоже прочитаю.

— Вот она, дедушка.

Дедушка прочел загадку. Под ней была написана в скобках отгадка, но Бобеш прикрывал это место пальцем, чтобы дедушка не мог прочитать.

— Убери-ка, Бобеш, свой палец, я не разберу, что там за слово написано.

— А я знаю: там «высекает» написано.

— Постой-ка… — И дедушка отодвинул Бобешев палец. — Э-э, теперь вижу, какой ты хитрый! Эдак и я бы отгадал-тут же написано.

— Ага. Дедушка, а что значит «огня не высекает»?

— Когда я, Бобеш, был с тебя, так у нас дома спичек не было.

— И чем же вы огонь зажигали?

— Вот об этом я и хочу тебе рассказать. Тогда огонь высекали.

— А как?

— Брали такой камушек, кремень называется, и огниво — это либо специальная стальная полоска, либо обломок напильника. Этим огнивом ударяли по кремню и высекали из кремня огонь, вот так. — Дедушка показал рукой.

— Как, как, дедушка?

— Вот так!

Дедушка взял возле печки уголек, ударил по нему перочинным ножом и отколол кусочек.

— Если бить по кремню, то из него высекаются искры — от них и зажигали. Иной раз приходилось очень подолгу высекать искру, пока огонь добудешь. Для этого еще нужно было иметь трут — пережженную такую тряпицу. Когда на нее попадает искра, трут начинает тлеть; тогда раздуваешь огонь, пока не вспыхнет пламя. И для трубки приходилось высекать огонь, но в таких случаях брали другой трут — из гриба. Гриб этот, трутник, растет на деревьях. Помнишь, я в деревне как-то приносил из лесу?

— Ага. Он вроде половинки от тарелки, правда?

— Верно, Бобеш. Гриб этот надо было хорошенько высушить. А когда он совсем высохнет и станет твердым, тогда его молотком разомнут — он сделается мягкий, как шелковый. Попадет на него искра — он сразу затлеет. Приложишь к трубке — и табак загорается.

— А это тоже долго делалось?

— Прежде все долго делалось. Это теперь человек может за один час бог знает в какую даль поездом доехать, а тогда только пешком ходили. Я вот однажды шел так в Вену…

Вдруг из комнаты донесся странный плач.

— Ага, братец о себе весть подает! — засмеялся дедушка.

Бобеш сорвался с места и побежал в комнату. Мать полулежала на постели, бабушка поправляла ей перины, чтобы поудобнее было. Мать показалась Бобешу совсем не похожей на себя: лицо у нее было бледное, глаза стали больше, темнее и блестели ярче, чем всегда.