Маленький Бобеш

— Папа, — кричал Бобеш отцу в самое ухо, чтобы тот мог расслышать его в этом адском грохоте, — ты не боишься лошадей?

— А чего их бояться, они безобидные.

— А знаешь, крестный говорил, что лошадь и лягнуть и укусить может.

— Лошадь зря никогда не обидит, если ее люди не доведут.

— Папа, а ты когда-нибудь покатаешь меня на лошади?

— Покатаю, а пока сиди смирно и крепче держись — я их подгоню, чтобы они поживей пошли. Мне еще три раза обернуться надо, успеть доставить молоко к дневному поезду. Если пропустишь поезд, молоко останется на станции и прокиснет.

Отец щелкнул кнутом, и лошади перешли на рысь.

— Папа, а ты кнутом стрелять умеешь, прямо как из ружья. Ну-ка, щелкни еще!

Отец хлестнул еще раз и сказал:

— И довольно, Бобеш. Полицейские не любят этого, да и лошади понести могут.

— А где полицейский, папа?

— Вот погоди, увидим.

— А что делает полицейский?

— Следит за порядком на улице.

— А улиц здесь много, папа?

— Да порядочно.

— А есть какой-нибудь город еще больше этого?

— Конечно, есть. Хотя бы Брно — большой город, или, скажем, Прага — та еще больше Брно. Ну, а Вена — так та будет как Прага и Брно вместе. Когда-нибудь и туда съездим, у нас там два дяди.

— Я знаю, папа, там дядя Франта и дядя Ян, они тебе братья, да? Безручкины мальчишки тоже были братья. Папа, а у меня когда-нибудь будут братья?

— Может, и будут.

— Ну хорошо, папа, а мои братья кому потом будут дяди?

— Вот что, Бобеш, мне сейчас не до того. Я должен смотреть, как бы не задавить кого-нибудь, а ты все время спрашиваешь. Все равно ведь ничего не понимаешь. После растолкую. В школе много узнаешь. Я уж рад, что ты наконец в школу пойдешь. Будешь учиться и перестанешь думать о всякой чепухе.

Бобеш замолчал — его опять заинтересовала езда. Улица круто спускалась с горки под уклон, и отец должен был притормаживать. Бобеш заметил, что он вертит рукоятку с желтой медной шишечкой на конце. Когда отец отпустил рукоятку, Бобеш погладил эту шишечку — уж очень она ему понравилась.

— Папа, можно затормозить?

— Не трогай, Бобеш, нельзя.

— А я понарошку, папа, я же не взаправду буду тормозить. Я только думаю, что торможу, понимаешь? Ты мне скажи: «Бобеш, затормози!» — и я буду так делать, как будто торможу.

— Отвяжись, выдумщик!

— Папа, что это гудит?

— Машина едет где-то за углом. Ты, Бобеш, сиди, а я спрыгну, придержу лошадей под уздцы — они пугливые. Смотри крепче держись!

Едва отец спрыгнул, как из-за угла с громом вылетел автомобиль, лошади рванулись, взвились на дыбы и поскакали на тротуар. А там женщина катила колясочку. Она вскрикнула, хотела повернуть колясочку в сторону, но коляска опрокинулась, запеленатый ребенок выпал на край тротуара под ноги лошадям; еще немного — и они задавили бы ребенка, Отец Бобеша бросился и поднял ребенка. Женщина от испуга упала в обморок.

Лошади понеслись по улице, бидоны страшно дребезжали на разогнавшейся повозке. На передке, где раньше сидели Бобеш с отцом, теперь был один Бобеш. Он кричал и судорожно держался за края сиденья; его трясло и подбрасывало. Бобеш так и ждал, что вот-вот сорвется и попадет под колеса. Бидоны, гремя, падали с повозки на мостовую, лошади пугались еще больше и неслись все быстрее и быстрее. Отец Бобеша положил ребенка в коляску и пустился вдогонку за подводой.

— Держись, Бобеш! Крепче держись! — кричал он и бежал во весь дух, но догнать подводу не мог.

В самом конце улицы встречный извозчик стал поперек дороги, и, когда ошалевшие лошади поравнялись с ним, он схватил правой рукой за вожжи, а левой за конец дышла, дернул несколько раз вожжами и осадил лошадей.

Бобеш все еще цепко держался за сиденье. Видя, что подвода стоит на месте, он оправился от испуга и разжал руки, Извозчик похлопывал лошадей по холке и приговаривал:

— Ну, ну, рыжик, что ты, родимый, чего?..

Все происшедшее уже казалось Бобешу забавным.

— Ух, и шибко бежали! Правда, дяденька? — сказал он.

— Да уж куда шибче! А ведь тебе, сынок, лихо бы пришлось, ты это знаешь?

Вскоре возле повозки столпились прохожие и начали ахать, каким это чудом уцелел Бобеш. Все перебивали друг друга, каждому хотелось пообстоятельнее рассказать о происшествии. Прибежал запыхавшийся, взмокший отец.

— Окаянные лошади, чистая беда с ними, прости господи!

— Деревенские небось, — заметил извозчик. — Да и молодые, а с эдакими хлебнешь лиха, в особенности если такая чертовина вымахнет навстречу.

— Провались она в тартарары, эта машина! — не унимался отец и со вздохом продолжал: — Ну и беда, ну и беда! Ладно еще, так обошлось, а то, верите ли, я уж думал, что мальчонка под колесами…

Из толпы отцу поддакивали, всё говорили, как счастливо отделался Бобеш, бранили машину за то, что слишком быстро ехала и напугала лошадей. Отцу помогли собрать бидоны и уставить их на подводу. Вдруг неизвестно откуда появился мужчина в темно-коричневой форме и в шляпе с петушиными перьями на затылке. Можно было подумать, что у него там приделан целый петушиный хвост. Оказалось, что это полицейский.