Маленькая метла (The Little Broomstick)

Она смотрела, как мисс Марджибенкс отделяет рыжевато-красные нитки от красновато-коричневых. Цвета эти совершенно не сочетались. Мисс Марджибенкс дергала, тянула и тащила, но в конце концов ей пришлось разрезать нитки ножницами. Она начала наматывать шелк на маленькие шпульки, скрученные из газеты.

Мери открыла рот, чтобы шепотом спросить, не могла бы она чем помочь.

Мисс Марджибенкс тут же уставилась на нее выцветшими голубыми глазками.

— Ш-ш-ш, — прошипела она. — Ты разбудишь Конфуция! — Она отодвинула корзинку с шелком подальше от Мери. — А Конфуций, — добавила она как бы в раздумье, — разбудит твою бабушку.

Но… — начала Мери.

Ш-ш-ш, — снова произнесла мисс Марджибенкс.

Мери на цыпочках вышла из гостиной и потратила не меньше двух с половиной минут на то, чтобы беззвучно закрыть за собой дверь.

Миссис Мак-Леод была на кухне и готовила пирог. Она стояла перед большим чисто выскобленным столом, сбивая что-то в желтой миске. Она, казалось, не заметила скромного появления Мери и продолжала разговаривать сама с собой на каком-то непонятном языке. Да нет же, внезапно догадалась Мери, переводя взгляд с худого лица миссис Мак-Леод и ее морщинистых рук на сковородку, которую та засовывала в духовку, это просто деревенский говор.

Пару мерок муки, — бормотала миссис Мак-Леод, энергично сбивая что-то, — дрожи, щипотку соли, сахарку — вот и все.

А что вы делаете? — спросила Мери.

Миссис Мак-Леод даже подпрыгнула от неожиданности и уронила ложку в миску, а по столу загрохотали жестянки с солью, дрожжами и сахаром.

— Господи помилуй! — воскликнула она. — Все-то ты пужаешь меня, милочка! Никак я не дослышу, как ты идешь! Чиво ты щас хочешь?

Она перестала сбивать смесь в миске и уставилась в поваренную книгу, прислоненную к корзинке для яиц.

Раньше-то я помнила кучу всего без никакой книги, — сказала она. — А щас все уже… Пару мерок растопленного масла…

Не могла бы я вам помочь? — спросила Мери, придвигаясь поближе. — Знаете, я иногда помогала маме дома печь что-нибудь. Она давала мне кусок теста, и я…

Не-не, не щас, — вполне благодушно ото звалась домоправительница. — Я не разваживаюсь сегодня с тестом. Вот это будет на ужин. Уж и с этим столько хлопотов. Может, сбегаешь поиграть в саду? Не все же будет так хмуро.

Она уперлась испачканным в муке пальцем в страницу поваренной книги и снова уставилась на рецепт.

— Масло. Одно и половину яйца хорошо сбить. Половина яйца… Слыхала ты что-нибудь подобное?

— Белая половина или желтая? — спросила Мери, заглядывая в книгу.

Но в этом момент что-то зашипело и засквор-чало в печи, и повариха, бросив ложку, устремилась через всю кухню вытаскивать сковородку из духовки.

— Щас я засуну абрикосовый, а ты беги отсюдова, милочка, поиграй в саду, а не то я со жгу кекс, балаболя тут с тобой! Я не могу делать двое делов зараз.

Мери медленно вышла и через кладовую прошла к черному ходу.

Нэнси, дочка миссис Бэнкс, снимала белье с веревки. Это была высокая, крепко сбитая девушка с пухлыми красными руками и блестящими карими глазами. Она улыбнулась Мери поверх кучи наволочек, которые держала в руках, и поздоровалась с ней мягким, как у всех жителей Шропшира, голосом.

— Можно, я помогу снимать белье? — спро сила Мери, поднимая две выпавшие прищепки и засовывая их к остальным, в карман передника Нэнси.

Нэнси улыбнулась.

Почти все уже высохло, — сказала она певучим голосом. — Сейчас мы с мамой гладим.

Она вытащила подпорку из-под веревки, чтобы легче было до нее дотянуться, сняла две последние простыни и засунула прищепки в карман в тот самый момент, когда из прачечной раздался пронзительный голос ее матери.

Нэнси! А ну, неси сюда эти простыни!

Иду, ма! — отозвалась Нэнси, и еще раз улыбнувшись Мери, исчезла в дверях прачечной.

Если бы Мери не решила специально поискать Зеведея, садовника, она бы ни за что не заметила его, потому что, как все хорошие садовники, он казался просто частью пейзажа. В поношенной куртке и бесформенной старой шляпе, в штанах, перевязанных под коленями бечевкой, он был похож на странный предмет из глины, забытый в сушилке; под полями ужасной старой шляпы виднелись скулы цвета красной глины, старые худые руки были все в шишках, и на них выступали узловатые вены, переплетенные, как желтые веревки, которыми он подвязывал хризантемы.

Чем он и занимался, когда Мери наконец его нашла.

Уже почти совсем осеннее солнце выглядывало из-за серых облаков и золотило деревья и опавшую листву, шуршащую под ногами у Мери. У высокой кипарисовой изгороди склонили бронзовые, медные и золотистые головки хризантемы, и от них, от земли с опавшими листьями и от полоски ярких настурций, примостившихся у их корней, веяло грустным, но прекрасным запахом осени.

Зеведей, на минуту прервав работу, уставился на нее сквозь цветы старческими, но все еще блестящими, как у малиновки, глазками. Растрепанные головки хризантем кивали, когда он обвязывал веревкой стебли. Он наклонился и исчез за цветами. Мери остановилась на краю лужайки и нерешительно проговорила:

— Можно я помогу их подвязывать?