Дальше следовало перечисление других опасных мальдивских видов рыб. К ним автор статьи отнес ската и мурену. По его словам, скаты любят приплывать на мелководье, греться на солнышке и сливаться с дном, вводя в заблуждение туристов, которые наступают на ската по недосмотру. Скат поднимает свой хвост и жалит отдыхающего. Мурены же просто могут укусить.
Хорошо, что я прочитала про коварство хирургов за два до отъезда. Сомневаюсь, что в местном госпитале с готовностью зашьют раны. Воображение нарисовало картинку, как рыба-хирург разрезает мне ногу, я, превознемогая боль, доплываю до берега, оставляя за собой кровавый след, приманивающий доселе невстреченных акул. Волоча ногу, ковыляю до госпиталя, а медсестра шарахается от меня как от прокаженной, потому что у меня нет ПЦР-теста, и предлагает полежать под забором.
Стоит ли говорить, что отныне мой сноркелинг стал представлять собой внимательнейшее вглядывание в каждую проплывающую рыбку Дори (поголовье которых после прочтения мною статьи по субъективным ощущениям выросло как минимум вдвое), на предмет поиска прижатых к телу «скальпелей». И само собой, никаких скальпелей я не углядела. В тот же день в трех метрах от берега был обнаружен огромный скат, коварно поджидавший возможности ужалить. Еще немного и было бы прости, прощай, со всех вокзалов поезда. А под внушительным валуном (на глубине всего лишь по пояс) была найдена коричневая мурена. Да уж. Во истину, многие знания – многие печали. Надо было заняться самообразованием по части разнообразия рыбного мира Индийского океана в самолете на обратном пути. А еще лучше – дома.
Байт, байт
Наряду со сноркелингом живейший интерес представляла рыбалка на закате. За 40$ с человека миниатюрный (впрочем, все мальдивцы миниатюрны) сухонький пожилой рыбак сажал желающих в лодку, выдавал по мотку лески со стратегическим запасом крючков, вез к рифу, помогал нанизывать наживку и, что немаловажно, по завершении рыбалки отвозил обратно.
Кроме нас, желающим был молодой смуглокожий парень в розовых шортах, Мэтт из Кейптауна. Умостились, взяли лески, перчатки, поплыли. Остановились за рифом метрах в ста от рыболовецкой баржи. С баржи вываливали в воду то, что оставалось от туш тунца после того, как с них срезалось филе. Оставалось изрядно: хребет с кусками мяса, голова, хвост. Причем мяса так много, что его с лихвой бы хватило забить морозилку среднестатистической российской семьи под завязку. Со всех окрестных рифов и рифчиков сплывалась рыбья братия, чтобы попировать тунцовыми остатками. В общем, место для рыбалки было выбрано фартовое.
В качестве наживки использовалось что? Правильно, тунец. Наш рыбак-предводитель захватил его килограмма два-три. Каждому из нас был выдан моток лески с крючком. Никакого мажорного баловства в виде удилищ, поплавков и грузил. Процесс ловли выглядел так: стоило забросить леску и размотать ее метров на 15-20, сразу же снизу кто-то дергал. Мэтт всё время шептал: байт, байт. Байт переводится в том числе, как «клюет», но мне нравилось думать, что он использовал основное значение – «кусает». Привычное «клюет, клюет» не подходило по масштабу. Кусало так, словно под водой жили не рыбы, а монстры в рыбьем обличье. Приговаривать оказалось заразно, через полчаса у нас с Мэттом образовался дуэт приговаривающих. Несколько байт-байт и можно было подсекать. Очень пригодились строительные перчатки, без них руки были бы изрезаны леской в кровь.
Местные рыбы обладали удивительной способностью мастерски обсасывать с наживки мясо, оставляя только невкусные белые сухожилия, на которые любая порядочная рыба-носорог не позарится. Либо леска вытягивалась вовсе без крючка. Подводные бестии обкусывали и проглатывали крючки сто страшной скоростью. Стало понятно, зачем был взят стратегический запас крючков. Хотелось иметь магнитную болванку на веревке, чтобы примагничивать наевшихся крючков рыбин по примеру питерских собирателей монеток. С той лишь разницей, что собиратели монеток примагничивают не рыб, а монетки из каналов Санкт-Петербурга.
Рыбак-гид сам не ловил, но без дела не сидел. Был постоянно занят тем, что насаживал нам на крючок очередной кусок тунца, либо снимал с крючка пойманную рыбу, либо привязывал к леске новый крючок (криворукие дурачки-туристы, что с нас взять).
Улов был отличный. Все рыбины как на подбор, размером с локоть. Если рыба была маленькая (сантиметров 20, в Ярославле такая считается отличным уловом), считалось, что она бэби-фиш. Бэби-фишей отпускали. В каждую выуженную рыбу тыкали пальцем и спрашивали ху из ит. Рыба ни разу не повторилась. Встретились знакомые по сноркелингу рыба-носорог и рыба-попугай. Остальные названия были мудреные. Запомнились вайт снеппер и групер, они считались самыми козырными. Еще существует рэд снеппер, он самый козырный. Фотки с ним местные рыбками хранят в смартфонах и показывают детям и внукам.