– Да, я забыл тут сказать. В тот вечер дежурный преподаватель ушел с дежурства и отправился, кажется, на горячие источники. Это недопустимо. Коль скоро человек принял на себя обязанность присматривать за школьным помещением, то воспользоваться тем, что его некому упрекнуть, и уйти принимать ванну – это серьезный проступок. Школьники школьниками, а по поводу этого случая, я надеюсь, директор особо укажет лицу, на котором лежала ответственность за помещение школы.
Странный тип! Только что, казалось, похвалил, и тут же сразу выставляет напоказ твою оплошность! Конечно, я пошел на источники без всякого умысла, – просто язнал, что прежние дежурные уходили, и думал, что здесь это в порядке вещей. Но теперь, когда меня так отчитали, я понял, что и в самом деле виноват. Ничего не скажешь – получил по заслугам! И я еще раз встал и сказал:
– Это верно, я во время дежурства уходил на горячие источники. Это очень нехорошо. Извините! – и снова сел.
Все снова расхохотались. Что ни скажу – они все равно смеются. Ну и люди! А вы-то сами могли бы так решительно при всех признать свою вину? Нет, не могли бы! Вот потому, наверно, и смеетесь.
Потом директор школы сказал:
– По всей вероятности, других мнений нет, так что я хорошо все обдумаю и приму меры.
Кстати, расскажу здесь и о результатах этого заседания: школьников из общежития на неделю посадили под домашний арест, и, кроме того, они передо мной извинились. Если бы они не извинились, я хотел тогда же уволиться и вернуться в Токио. Однако все вышло так, как я рассказываю, и из-за этого в конце концов получилась ужасная история.
Но об этом дальше, а в этот момент директор объявил, что заседание продолжается, и сказал:
– Что касается нравов наших учеников, то они должны совершенствоваться под облагораживающим воздействием учителей. И для начала желательно, чтобы учителя по возможности не посещали ресторанов и тому подобных заведений. Впрочем, могут быть и исключения – ну, если устраивается, скажем, обед по случаю чьих-либо проводов; но я прошу не ходить поодиночке в не очень-то первосортные места, например в закусочные, где торгуют гречневой лапшой или рисовыми лепешками…
Едва он это произнес, как все опять засмеялись. Нода, взглянув на «Дикообраза», сказал: «Тэмпура!» – и подмигнул ему, но «Дикообраз» не обратил на него внимания. И поделом!
Голова моя работала плохо, и я не очень-то понял, что говорил «Барсук», но когда он сказал, что учителю средней школы не годится ходить в закусочные с гречневой лапшой и тому подобным, я подумал, что для любителя поесть, вроде меня, это просто немыслимо. Раз так, пусть бы с самого начала выбирали да нанимали себеучителя, который бы не любил гречневую лапшу! А то, ничего не сказав, сперва объявили приказ о зачислении, а потом говорят о том, что лапшу есть нельзя и рисовые лепешки тоже. Это серьезный удар для таких, как я, у кого нет других удовольствий.
В это время снова заговорил «Красная рубашка»:
– Учителя средней школы с давних пор занимают подобающее им место в высших слоях общества, поэтому они не должны стремиться к одним только чувственным наслаждениям. Это в конечном счете оказывает дурное влияние на характер. Однако человек есть человек, и очень трудно жить в провинции, в тесном городишке, где нет никаких развлечений. Следовательно, необходимо найти для себя какие-нибудь возвышенные, интеллектуальные радости – например, ходить на рыбную ловлю, или читать художественную литературу, либо сочинять стихи…
Молчал, молчал – и вдруг его прорвало! Ну, знаете, ежели выезжать в море удить «удобрения», повторять: «Горький – русский писатель», усаживать свою любимую гейшу под сосной да сочинять стихи про то, как «лягушка прыгнула в старый пруд» [30], – если это возвышенные радости, тогда глотать тэмпура и есть рисовые лепешки – тоже возвышенно! Чем поучать других, лучше хоть выстирал бы свою красную рубашку! Я не выдержал и крикнул ему:
– А свидания с Мадонной – это что? Тоже интеллектуальное развлечение?
На этот раз никто не засмеялся, только все удивленно переглянулись. А «Красная рубашка» потупился с удрученным видом. Я им покажу! Они у меня еще узнают!
Единственный, кому я сочувствовал, это был «Тыква». Когда я сказал о Мадонне, бледное лицо его побледнело еще больше.
Глава 7
В тот же вечер я съехал с квартиры. Когда, вернувшись домой, я принялся укладывать свои вещи, хозяйка спросила:
– Разве вам было здесь не совсем удобно? Может быть, вас что-нибудь раздражает, вы скажите, – мы все уладим!
Я очень удивился. Почему это на моем жизненном пути попадаются все вот такие бестолковые люди? Не то уезжай, не то оставайся – не поймешь, что им надо. Совсем с ума посходили. С такими даже ругаться не стоит, это ниже достоинства эдокко. Я привел рикшу и сразу же покинул этот дом.
С квартиры-то я съехал, а вот куда деваться, не знал.
Рикша спросил:
– Куда ехать?
– Ты молчи и поезжай за мной, а я пока соображу, – сказал я и быстро зашагал вперед.