Мальчишник

– А помните, – сказал Ариф, ударяясь по своей давнишней привычке в воспоминания, – преподавателя по начерталке. Как он проводя бесконечную линию в пространстве, вышел из аудитории в коридор и вернулся через десять минут, проводя линию по стенам коридора…

– А помните нашего декана? Как он сорвал газету со стены в коридоре и запихнул в руки ошалевшему Тофику – иди почитай дома, дай пройти на мое рабочее место…

– Еще бы! Тофик тогда занимал пол-коридора… Жопа была, как танк…

– А сейчас он занимает пол-стола…

– А жопа, как бульдозер…

– Правильно, пора вернуться к мирной действительности! Скажем нет танкам, пушкам и войне! И да здравствуют бульдозеры – созидатели мирного строительства!

– Так выпьем за это!

– Еще как выпьем!

– Нет, о политике – ни слова!

– Не о чем говорить что ли?

– А о чем же?

– О бабах!

– Да, о бабах – это неплохая мысль, слава Богу, среди нас нет педиков…

– Ребята, я все-таки хотел бы продолжить свой тост за самого молчаливого из нас, за Арифа… Вот он сегодня заговорил, сказал целую фразу…

– И повторил ее!

– И это неспроста…

– Ну, выпил человек, с каждым может случиться…

– Тише, тише, я предлагаю тост за Тофика, он единственный среди нас человек, который, который… Заткнитесь, заткнись, Тофик, дай сказать…

– Вот мы все учились вместе, да, и дружим уже с первого курса, это, значит больше тридцати лет…

– Ё-моё, это же надо… Как человек считать научился…

– Пошли вы все в жопу, пожалуйста…

– Как будет угодно…

– Ребята, – встал с бокалом в руке Зохраб, – Я бы все-таки хотел бы тост о дружбе поставить в более узкие рамки…

– Ставь, ставь…

– Нет, шутки в сторону… Вот мы уже дружим больше тридцати лет, бескорыстно дружим, и это дорогого стоит, уверяю вас… Все мы занимаем хорошие должности, скажем так…

– И остаемся скромными…

– Да, все мы занимаем неплохие места в жизни, – повторил свою мысль Зохраб, и вдруг пьяным взглядом уставился на меня, сделал небольшую паузу и продолжил, – Но лично ко мне, как к ректору частного, правда, но уже хорошо себя зарекомендовавшего университета, никто из вас не обращался ни с какой просьбой, и к другим тоже, насколько я знаю…

– Проверь свою информацию.

– А что, обращались?

– Нет, шучу. Реплика из зала.

– Ладно, не в КВН играете, помолчите…

– На сам-мом деле, почему все орут?… Шумский хам…

– Как, как?! Кто хам!?

– Хам-мский шум, говорю… Моя тонкая душевная организация не выносит…

– Дайте человеку сказать, – произнес как бы через силу молчаливый Ариф.

– Мы и в самом деле дружим бескорыстно, – продолжал Зохраб, – Что в наше время большая редкость. За эту нашу бескорыстную дружбу я поднимаю бокал. Всем нам – здоровья и счастья.

– Аминь!

Все дружно поднялись из-за стола, хотя некоторые уже плохо стояли на ногах и их тянуло присесть, а еще лучше – прилечь, выпили водку в своих бокалах, шумно продолжая тост, делая поправки и дополнения, говоря друг другу задушевные, идущие от сердца слова, чокаясь пустыми рюмками, разливая водку на брюки соседа по столу, обходя стол и целуясь со всеми подряд, роняли что-то, что-то пытались поднять с пола, гасили сигареты в остатках салата, слезно клялись друг другу в дружбе еще на тридцать с лишним лет, падали за столом лицом в тарелку, официанты бегали вокруг стола, стараясь предотвратить стихийное бедствие, меняли пепельницы, вытаскивали из-под лиц грязные тарелки с остатками пищи и подкладывали чистые, подносили белоснежные салфетки, вытирали брюки клиентов, на которых вызывающе краснели пятна свежепролитого соуса… Излияния сопровождавшиеся возлияниями продолжались до поздней ночи…

Как и предсказывала жена, домой я добрался под утро то ли на ушах, то ли на бровях, потому что те части тела, на которых, обычно добираются, были временно, но полностью парализованы.

Я, шатаясь, прошел в свою комнату, все еще немного ориентируясь в квартире. Жена неотступно следовала за мной, ожидая благоприятного момента, когда можно было начать ворчать. Момент наступил.

– Здорово, отлично, – констатировала она мое состояние, – Можно сказать – напился до сердечного приступа, как в прошлый раз… Хорошие у тебя друзья нечего сказать, знают, что у тебя больное сердце, а сами, как нарочно…

На этих ее словах я нащупал в кармане что-то необычное, пошарил и вытащил конверт. С первой попытки, заметьте.

– О! Они тебе зарплату выдали за то, что ты рискуешь своим здоровьем на их поганых пирушках… – съязвила жена, следя за моими неуверенными движениями и внимательно глядя на неожиданный конверт в моих руках.

Я непослушными пальцами раскрыл конверт после долгой возни, во время которой жена не переставая что-то говорила, по всей видимости, неприятное в мой адрес, а также перечисляла все неприглядные стороны моих друзей, и стал разглядывать фотографии, которые кто-то, скорее всего – сам фотограф сунул мне в карман при расставании. Протер глаза и… волосы зашевелились у меня на голове.

– Ты вспомни только, вспомни, как они обошлись с тобой в то тяжелое для нас время, никто не поинтересовался, как ты, в чем нуждаешься, никто не протянул руку помощи, это теперь они друзья, когда у тебя уже, слава Богу, все нормально. А тогда… – тарахтела, не прерываясь ни на минуту жена.

– Пошла вон! – вдруг неожиданно для самого себя, потрясенный увиденным на фотографиях, закричал я истерично.

Жена испугалась по-настоящему, отпрянула, я вскочил и вытолкал ее за дверь. А дверь запер и снова сел к столу. Хмель моментально соскочил с меня, когда я вновь принялся, уже гораздо внимательней рассматривать фотографии. Я тщательно протер глаза, разложил перед собой на письменном столе фотографии, на всякий случай надел очки с незначительной минусовой диоптрией, хотя для своего возраста мог вполне обходиться без них, но, чтобы четче видеть… И что же я увидел? Ужас охватил меня, я не верил своим глазам, своим очкам…

На фотографиях творилось что-то невообразимое. Вот наш молчун Ариф вцепился в волосы Тофика, вонзив ему вилку в глаз, рот Тофика широко открыт, он видимо, что-то кричит, в руках у него бутылка и он бьет ею Арифа по голове, осколки летят в стороны, кровь из глаза Тофика хлещет так, что страшно прикасаться к этой цветной фотографии, до того все натурально, что кажется, кровь сейчас из фотографии брызнет на стол, на мои руки, в которых я держу фото, содрогаясь от ужаса и отвращения. Я взял другое фото. На ней близнецы Сеймур и Теймур перерезали горло Зохрабу, Сеймур держал за волосы голову своей жертвы, запрокидывая ее назад, чтобы брату-близнецу было бы сподручнее

резать, а Теймур с жуткой, сладострастной улыбкой на круглом лице, резал горло товарища по застолью, как режут барана. Я отложил фото, взял другое. На нем Марат вцепился зубами в ухо Тариэлю, тот яростно с хищным выражением на лице сопротивляется, вонзив нож в живот врага. А вот и я на следующем фото. Я сзади вонзаю нож в спину Теймуру, перерезающему горло Зохрабу. Тот от неожиданности даже не успевает поменять выражения лица – выражения сладострастного убийцы, получающего дикое наслаждение при виде крови своей жертвы. Но тихо подкравшись сзади, Акиф бьет меня по голове тяжелой пепельницей, из головы моей хлещет яркая густая струя крови… Я внимательно смотрел на фотографии, стараясь понять, как это произошло, что это за фокус, уж не оптический ли это обман? – потом так ничего и не поняв, в отвращении отшвырнул от себя все фото. Они рассыпались по полу, я уже не в силах был поднимать их, и как был за столом, так и заснул, положив голову на руку, крайне утомленный от пьянства и потрясших меня за последние пол часа впечатлений от полученных в подарок фотографий.

Утром – было уже позднее утро, я посмотрел на часы, они показывали без чего-то одиннадцать – я проснулся с головной болью, разбитый и усталый, будто и не спал вовсе, протер глаза, стал смутно припоминать события прошедшего вечера, повертел головой, чтобы убедиться, что она все-таки есть, не убедился, и пошел умываться. Шагнув к двери, чтобы выйти из кабинета, я наткнулся на фотографии, рассыпанные по полу. Я нагнулся, охнув от боли в пояснице, подобрал их и аккуратно положил обратно в конверт, в котором они и лежали. Предварительно я мельком оглядел их все. Ребята веселы, улыбаются, поднимают бокалы, что-то кричат, стараясь перекричать друг друга, целуются, вот и я на фото, меня целуют близнецы, а вот молчун Ариф обнимается с Тариэлем, признаются друг другу в вечной любви и дружбе, Марат наливает водку в подставленную рюмку Тофика, оба улыбаются мягкими, доброжелательными улыбками. Я тоже невольно улыбнулся. Повезло мне в жизни – хорошие ребята, отличные друзья. Прекрасная у нас компания старых друзей. И я с фотографиями в руке вышел из комнаты, чтобы показать их жене.