Мальчишка в доме

Впервые я спал без плаща; мне снился Дом, и он уже не казался порождением невероятного фокуса, а было так, словно я знал о Доме всегда, и просто мы с отцом однажды вышли погулять, а начался дождь, мы заблудились и долго не могли вернуться, но не могли мы и вовсе потеряться в лабиринтах Серого ливня, рано или поздно - мы все равно вошли бы в эту дверь, и вот мы здесь; нет, порождением странного фокуса Дом никогда и не был, но этому фокусу принадлежал Серый ливень, больная, потопающая земля и человек, умерший в тот день в двух шагах от меня; снилось, что и остальные похожане бредут в поисках Дома, и они находят его, потому что его нельзя не найти, раз уж он существует в глухих закоулках Серого ливня; и среди ночи я просыпался от смутного беспокойства - но мы по-прежнему были в Доме, лежали, вытянувшись перед камином, и нам было тепло, и отец улыбался во сне, и ничего другого уже давным-давно не хотелось...

Утром я долго рассматривал отца, а он взял меня за руку и повел в одну из комнат.

- Это зеркало, - сказал он, и я захохотал, увидев себя.

Потом он повел меня в комнату, где на столе было много хлеба и зелени; впервые после еды я ощутил жажду.

- Это вино, - сказал отец. - Много не пей...

- Почему свечи не горят? - спросил я.

- Сейчас это не нужно, зачем тебе?

- А хорошо, когда они горят, правда?

Отец улыбнулся, и мне было весело и светло - даже при потухших свечах; мы бродили по Дому, и я не умел сосчитать всех комнат, сколько их было здесь; мы прикасались к различным вещам, и отец рассказывал о них, и тогда же я спросил, где моя мать.

- Я потерял ее, - ответил он и отвернулся к окну.

- Она умерла?

- Я потерял ее... это часто бывает, она потеряла меня, а я потерял ее...

- Но ты всегда придерживал меня за плечо, и я не потерялся.

- Все время держать человека за плечо невозможно. А Серый ливень способен разорвать самые крепкие объятия...

- Теперь мы были бы втроем... - сказал я.

- Да, сынок.

Мне стало грустно, подумалось почему-то о дыре, которую вчера мы обнаружили в потолке над входной дверью; капель мелко отстукивала по полу, напоминая обо всем, что оставалось за окнами Дома.

- Если здесь прикрыть чем-нибудь, вода перестанет литься, - предложил я.

- Не надо ничего прикрывать, само собой затянется...

Тогда я решил, что отец шутит, - вспомнив мою мать, он здорово затосковал, и сейчас старался вернуть настроение; а он оказался прав через несколько дней дыра в потолке исчезла, и это обстоятельство почему-то не удивило меня; дыра затянулась сама собой, и сами собой загорались по вечерам свечи; они горели, не сгорая, как и поленья в камине; и на столе в небольшой соседней комнатушке не убывало хлеба и зелени...

- Откуда ты все знаешь?

- Что, сынок?

- Ну, про лестницу, про зеркало, про Дом...

- Теперь и ты знаешь об этом, верно?

А Серый ливень бесновался за окнами, но ему было не достать нас, и я был уверен в том, что иного счастья не дано человеку...

В последние дни отец не отходил от окна, словно готовился встретить кого-то; вероятно, что в нем сработало предчувствие, но меня это не коснулось до самой роковой минуты - для себя я решил, что он ожидает мать; именно ее, ведь в этом доме нет ничего невозможного, нужно только дождаться; но когда я не вытерпел сомнений и тоже стал у окна, отец лишь пожал плечами.

- Вряд ли это будет она, сынок... но кто-то же должен присоединиться к нам! - он говорил так, точно разгадывал мой первый сон о Доме: множество похожан, они бредут, кутаясь в серебристые плащи, и вдруг промелькнет вдалеке огонек, раз и другой, и его заметят... и этот "кто-то" пришел к нам очень скоро, и сейчас я говорю: будь он проклят! - и слезы наворачиваются на глаза, и я чувствую приступ такой же отчаянной беспомощности, какая охватила меня в тот вечер: мы успели поужинать, - да, мы еще успели поужинать вместе, и вместе же вернулись в комнату, где был камин; и там увидели человека в серебристом плаще.

Капюшон был отброшен на спину; волосы на голове слиплись и мешали ему смотреть; он стоял, широко расставив ноги, а с плаща его струился на пол крошечный Серый ливень.

- Приветствую тебя, человек, - сказал отец.

- Это твое? - просипел гость; и я увидел, как отец изменился в лице.

- Это Дом, - сказал он.

- Это твое... - с болезненным выдохом повторил похожанин.

- Это Дом, - сказал отец. - Если захочешь...

В это время полы серебристого плаща чуть раздвинулись, похожанин медленно приподымал руки; мне и сейчас страшно вспомнить, как судорожно шевелились пальцы его рук - словно захватывали что-то, захватывали навсегда...

- Это твое... - твердил похожанин; невидяще он продолжал наблюдать за отцом; и тогда отец повернулся ко мне.

- Вот что, сынок... всякое бывает. Где мой плащ?

- Зачем тебе плащ? - спросил я.

- Где мой плащ?! - неожиданно отец закричал; до этой минуты ничего подобного я от него не слышал.

Наших плащей не оказалось.

- Это твое... твое... - сипел похожанин, все яростней цепляясь руками за воздух.

- Ладно, - сказал мне отец. - Я так, ты подожди... я скоро вернусь.

И оба они из Дома вошли в Серый ливень; и ни один из них не вернулся...