Мальчишка с бастиона

Бомбардировка внезапно прекратилась, но тревога, прочно засевшая в сердце, так и не покинула командира. Два дня зверской бомбардировки не могли быть просто обстрелом.

Шварца отыскал унтер-офицер Семёнов.

- Ваше благородие, - доложил он, - больше половины орудьев изничтожено. Заменить бы нужно…

Шварц взглянул на Семёнова, вздохнул и ничего не ответил.

- Разрешите приступить к ремонту, ваше благородие? - спросил унтер-офицер.

Лейтенант тихо сказал:

- Действуйте.

Унтер-офицер ударил в рельс. Тотчас же стали сходиться матросы и солдаты. Вылез из «берлоги» и Ерофеич. Он сразу же бросился к складу, но весь запас провианта разнесло снарядом. Полузадушенный Пелисье был присыпан землёй. Кок торопливо освободил петуха, и птица, то ли от радости, то ли с испуга, заголосила на весь редут.

- Ку-ка-ре-ку - Живём, братцы, - прислушался Ковальчук к петушиному крику: - Жив горлан!

К петуху на редуте успели привыкнуть все. Птицу словно не брали снаряды. Уже казалось - прямое попадание, ан нет, засыплет его, а Ерофеич отыщет, откопает.

Пелисье отряхнётся и прокричит своё извечное:

- Ку-ка-ре-ку!

Жив Пелисье - жив редут.

- Бачь, кудахче твой-то, - ткнул Ковальчук Кольку.

«Твоим», «Николкиным» петуха стали называть с тех пор, как парнишка спас его.

Но Колька отмахнулся и на петуха не обратил никакого внимания: одна из его мортирок лежала покорёженная.

Подошёл Семёнов, посмотрел на изуродованную мортиру и что-то отметил в своём блокноте.

- Ещё одна отстрелялась, - мрачно заметил он и, взглянув на печальное лицо мальчишки, добавил: - Не горюй, Николка, добудем новую. Горчаков не даёт, француз даст. Непременно добудем у бусурманина. - Сказал и пошёл дальше, на ходу подсчитывая убытки, принесённые обстрелом.

А Колька стал прилаживать единственную уцелевшую мортирку, стараясь привернуть её к лафету покрепче, словно таким образом можно было спасти её от бомбы или снаряда.

До полуночи над редутом раздавался шум восстановления: удары молотков, глухой стук кирки и лома, визгливый звук пилы. Собирались работать до утра. Семёнов подсчитал, что до рассвета управятся…

В полночь заглохшая было бомбардировка внезапно возобновилась. И с ещё большей силой. Но по редуту стреляли мало. Весь шквал огня обрушился на город и на укрепления Корабельной стороны.

- Продолжать работы, - раздался голос поручика Берга.

- Продолжать работы, - тотчас же повторил унтер-офицер.

- Продолжать работы, продолжать работы, продолжать работы, - понеслось по редуту.

И вновь заговорили лопаты, ломы, кирки…

Со стороны Малахова кургана донеслась ожесточённая ружейная стрельба. Там начался штурм. Французы бросили туда все свои силы. Они были уверены в победе. С бастионов правого фланга спешно снимались резервы в помощь защитникам кургана.

Прогрохотали мимо Кольки два уцелевших орудия Фёдора Тополча-нова. Прапорщик прокричал своему другу:

- На Корабельную, Ника! Прощай!..

Колька бросился к командиру батареи.

- Ваше благородие, дозвольте с резервом уйти!

- Нельзя, Николка, ты и тут надобен, - ответил Шварц.

- Ваше благородие…

- И не проси. Ковальчук! - крикнул он матроса.

- Я, ваше благородие!

- Объясните юнге Пищенко, - отчеканил лейтенант, - что российского матроса отличает не только храбрость, но и наличие разума. И ещё подскажите юнге, что и «а нашем редуте есть где развернуться!

Шварц поглядел на расстроенного Кольку и, не выдержав, улыбнулся: «Мальчонка ведь совсем, хоть и старый солдат». Захотелось подойти к парнишке и сказать что-то хорошее, по-человечески объяснить, что и здесь дорог каждый человек, но в это время земля под ногами содрогнулась: в Южной бухте заговорили боевые корабли «Великий князь Константин» и «Бессарабия». Они били по Килен-балке.

Колька стоял у своей мортирки и всматривался в сторону Корабельной. Оттуда тянуло гарью, доносились взрывы.

- Эх, не отпустили!..

Ковальчук скорее догадался, чем услышал, о чём говорит Колька.

- И не стыдно тебе? - оборвал он мальчугана, - дисциплину зовсим чувствовать отказываешься! А ще с Георгием…

В городе творилось что-то невероятное. Ночью Алёнка с матерью проснулись от страшного грохота. Даже они, привыкшие к постоянным бомбардировкам, не могли улежать на своих местах.

Быстро оделись и вышли на улицу. Мимо них торопливо проходили резервные полки, проносились подводы и двигались солдатки. И вое в сторону Корабельной.

- Чтой-то там неладное, доча, - проговорила Антонина Саввишна, - ой, чует моё сердце, чтой-то неладное.

Они остановили какого-то старика.

- Что там?..

- Бойня кроволюдская. Изничтожение роду человеческого происходит. Пелисье Малахов сожрать хочет!

Проходившая мимо них солдатка прокричала:

- Бабоньки! Айда на Корабелку! Худо там без нашего милосердия, худо!..

Мать с дочерью переглянулись.

- Побежали, Алёнушка, в лазарет.

По мосту через Южную бухту, в сторону кургана, двигались войска, снятые с правого фланга обороны.

Корабельная сторона встретила подводами с ранеными и убитыми, громыханием полевых орудий, пожарами.