Мишка бежал вприпрыжку вслед за широко шагавшей теткой Галиной.
Тяжело дыша, она перешла на теневую сторону улицы.
Там, где лежала на дороге от домов тень, чувствовалась еще утренняя прохлада, земля приятно холодила пятки босых Мишкиных ног. А на солнце — пекло, пыль нагревалась и пыхала из-под ног, словно мука. Начинался знойный летний день.
У Петруниных посреди двора огромной кучей лежало сено. Возле него голый до пояса с вилами в руках орудовал Федор. К его мокрому от пота телу прилипли сухие травинки, запутались они и в его белых красивых кудрях. Федор сильными мускулистыми руками втыкал вилы в сено, поднимал огромные навильни, бросал легко на чердак. Увидев Мишку, оперся о вилы, улыбнулся, показав два ряда ровных белых, как снег, зубов.
— Во, теперь дело пойдет! — сказал он. — Вдвоем мы быстро справимся, правда?
Мишка не знал, шутит он или всерьез говорит, и, смутившись, кивнул.
— Давай лезь наверх и оттаскивай сено к тому фронтону, — приказал Федор и, бросив вилы, помог Мишке залезть на чердак.
«Какой он сильный! — не без зависти подумал Мишка. — Если бы мне такую силу, никого б не боялся…»
Мишка взял охапку сена и, нагибаясь, чтобы не стукнуться головой о перекладины стропил, отнес в дальний угол. Запихав сено, он быстро вернулся — спешил, чтобы успеть за Федором, который навильни за навильнями посылал наверх.
На чердаке душно, черепица накалилась, дышать нечем. Мишка снял рубашку, штаны, остался в одних трусах, работал с азартом. Пахучее сено чистое, без колючек, и Мишка смело брал его охапками, оттаскивал в дальний конец чердака.
Федор крикнул:
— Отдохни, Михаил, а то запаришься!
Но Мишка не стал отдыхать, пока не оттащил все, набросанное Федором. Когда завиднелось в просвете небо, он лег сверху на сено, придавил его, свесил вниз голову.
— Хуг! — выдохнул Мишка и, к своему удивлению, увидел, что куча стала наполовину меньше. Обрадовался: — Ого, уже мало осталось!
Федор лежал навзничь на сене, смотрел в небо, грыз травинку. Взглянув на Мишку, сказал:
— Запарился? Ничего, скоро кончим, тут осталось — раз плюнуть.
Когда все сено было спрятано, Федор полил водой двор, подмел, позвал Мишку с собой в сад. Тут они легли в тени возле широко разросшегося куста крыжовника. Под каждой веточкой его свисали крупные, полосатые, похожие на крутобокие бочоночки ягоды. Мишка, будто невзначай, сорвал одну, бросил в рот, поморщился: крыжовник был зеленый, кислый.
— Ух, голова трещит! — сказал Федор, развалясь на траве.
— Это солнце напекло, — определил Мишка.
— Ну, солнце! — усмехнулся Федор. — Вчера у десятиклассников выпускной вечер был. А вечер, что надо, с выпивоном!
Федор подвинулся к кусту, залез под него рукой и вытащил блестящий портсигар. Сдунул с него комочки земли, ловко открыл, протянул Мишке. Мишка увидел в нем несколько штук папирос, спички россыпью, кусочек от спичечной коробки.
— Бери, — сказал Федор.
— А? — удивился Мишка.
— Бери, говорю, кури!
— Не хочу…
— Кури, чего там «не хочу», — Федор небрежно выбросил Мишке папиросу, взял сам в рот, зажег спичку. — Ну, какой ты парень, если не куришь? Девчонка. Держи.
Мишка прикурил, выпустил тонкой струйкой дым, стал рассматривать папиросу.
— Да разве так курят! — возмутился Федор. — Ты набери в рот побольше дыма и скажи: «А-а, наши едут!» Ну?
— Зачем? — спросил Мишка.
— Ну, чтоб было по-настоящему. А они, между прочим, не любят, кто не курит, — сказал Федор.
— Кто?
— Девчонки.
Мишка вспомнил Валю, подумал: «Не может быть… Врет…» — однако по-настоящему покурить не отказался. Он втянул в себя дым, но не успел сказать «а-а…», захлебнулся, закашлялся, из глаз брызнули слезы. Он перепугался, думал, что сейчас умрет. Федор, хохоча, катался по траве. Наконец Мишка откашлялся, забросил папиросу и, обидевшись, собрался уходить. Федор остановил его:
— Ну не сердись, я пошутил. Хочешь, пущу дым из глаз?
— Как?
— Да так. Вот из носа дым идет, а то из глаз будет идти.
Боясь опять какого-нибудь подвоха, Мишка подозрительно покосился на Федора и сказал:
— Не хочу. — Желая чем-то досадить Федору, сказал: — А почему вас никто не любит?
Федор поднял удивленные глаза.
— Да, — подтвердил Мишка. — Все говорят, что вы жадные… — Он хотел еще что-то сказать, но остановился, боясь, что зайдет слишком далеко. Но Федор отнесся к этому спокойно.
— Ну, это меня не касается, — сказал он. — Это их дело, — кивнул он на дом. — Одни от зависти, другие… А впрочем, действительно, жадные, хапуги. — Он посмотрел Мишке прямо в глаза, сказал: — Думаешь, сено купили? Не верю. Совхозу зачем-то нужен вагон, папаша им пообещал, они ему за это машину сена. Понял, как это делается? Кто же за такое будет любить?
Мишка удивился.
— А что ж ты?
— Родителей воспитывать? Один раз сказал, так отец чуть на тот свет не отправил. Ну их совсем. Кончу школу, уеду, и пусть как хотят.
Мишке стало противно. «Тоже мне начальник, в белом кителе ходит!..»
— На писателя поедешь учиться? — спросил Мишка.
Федор засмеялся.